Антракт - [31]

— Позвони нам, когда доберешься. Когда приходит поезд? — спросил отец.

— Около шести.

— Времени достаточно, чтобы отдохнуть перед выходом в свет. — Моя мать была на грани истерики. — Джоан, ты должна…

Я услышала стук колес в отдалении.

— Честно говоря, — призналась я, — мне очень понравилось проводить время в одиночестве.

— Не глупи, — воскликнула мать, не осознавая, что обижает меня, — это невозможно…

— Позвони нам, когда доберешься до дома. — Отец помог мне сесть в вагон.

— Конечно.

Я поцеловала маму в щеку, снова ощутив запах ароматизированной пудры, — потом подошла очередь отца. Он прикоснулся холодными губами к моему лбу и прошептал:

— Не напивайся слишком сильно…

Я рассмеялась, но его глаза были серьезны. Он по-прежнему понимал меня лучше всех. А может быть, заметил большую бутылку водки, которую я уложила в чемодан.

— Веди себя хорошо, — крикнула мама, когда поезд уже тронулся. Оба махали мне на прощание.

— Не делай ничего, чего бы не стали делать мы, — добавил отец.

Глаза родителей были полны слез, и вызваны они были не только холодом. У каждого из них был свой повод плакать.

— Увидимся весной, — прокричала я, думая: «Пожалуйста, пожалуйста, только не раньше».

Покатились ли слезы из моих замороженных глаз? Не помню. Но даже если одной и удалось выбраться наружу, она быстро превратилась в льдинку. За окном было очень холодно. Я некоторое время смотрела на мелькающие деревни — лед на заборах, казалось, сковал их навечно, — потом закрыла окно и села на свое место. В моем распоряжении был весь вагон, потому что поезд шел из Шотландии, а значит, удалялся от праздничного веселья. Всю дорогу до Лондона я читала «Грозовой перевал» и громко хохотала над глупостью двух главных персонажей, невероятная и неестественная страсть которых существенно осложнила им жизнь.

Глава 3

Я совершенно забыла о разговоре с Джеком, и только когда такси свернуло на Милтон-роуд, подумала, что он мог еще не уехать. На всякий случай вышла немного раньше, но, дойдя до калитки, обнаружила, что мой дом погружен в темноту и безмолвие. Я все же предположила на мгновение — тело покрылось мурашками, — что Джек может прятаться внутри, поджидая меня, но, конечно же, его там не оказалось. Дом Дарреллов являл собой полную противоположность моему: он был ярко освещен, оттуда слышался шум, волны джаза вырывались в ночь, смех кого-то неизвестного бился за окнами, закрытыми шторами, на которых плясали причудливые тени, — позы раскованно танцующих гостей вечеринки. Я была рада, что веселье шло полным ходом, — это означало, что я могу вернуться незамеченной. Кроме того, я хотела как можно дольше сохранить свой приезд в тайне. Шум, как ни странно, был мне приятен. В пустом, тихом доме он отражался от стен и подчеркивал мое одиночество, — и мне это нравилось. Своего рода подтверждение, что я снова предоставлена самой себе. Кроме того, я не нуждалась в их развлечениях, а запланировала свою собственную вечеринку. Я как бы играла: пробиралась по дому в темноте, вспоминая давно знакомое расположение дверей, мебели и окон. Как заколдованный, дом дремал: дворец Спящей красавицы или застывший дом мисс Хэвишем, по крайней мере он был таким, пока я не опустила жалюзи и не включила на кухне лампу — волшебное очарование рассеялось на глазах. Подчеркивая реальность, в центре стола стояла огромная ваза с цветами — уже изрядно увядшими. Хризантемы поникли, коричнево-желтые лепестки начали опадать, а оранжевые лилии напоминали высохшие языки. «Очень символично», — подумала я с раздражением и взяла записку, которую Джек оставил рядом с букетом. В ней говорилось (если вы позволите):

Дорогая,

я не знаю, когда ты вернешься, но — добро пожаловать! Если приедешь до Нового года, позвони. Мне бы хотелось пригласить тебя на ужин. Если нет, надеюсь, ты весело отметила хогманей[12]. Позвоню тебе позже на неделе.

Поздравляю с Новым годом и старой любовью!

Джек.

P.S. Сообщения для тебя я оставил у телефона.

Я перевернула записку и на обратной стороне записала, чтобы не забыть: «Поменять замок». «Спокойно, Джоан, — сказала я себе, чувствуя, как закипаю от злости, — помни о бетонной плите в районе солнечного сплетения». Я загнала гнев назад и уменьшила его до холодной твердой глыбы под диафрагмой. Думаю, если бы я не сделала этого, он мог бы полностью поглотить меня, и с пронзительным криком, желая отомстить, я выскочила бы на улицу. Потому что по всему дому я находила следы того, что Джек был здесь.

Около телефона лежали аккуратно записанные сообщения: одно от Блэкстоунов, одно от Марджери, одно от Роды и не одно, а целых два от Робина Карстоуна — и в обоих просьба позвонить ему. «Молодец, — подумала я. — Джек не спугнул его во время первого разговора». В то же время эти сообщения свидетельствовали о том, что он был здесь более одного дня. Подозрения подтвердились, когда я поднялась в спальню. Несмотря на то что кровать была убрана и в комнате царил порядок, расположение вещей явно изменилось, и я поняла — Джек спал в этой комнате, на этой кровати. В лунном свете я взглянула на себя в зеркало и неожиданно рассмеялась над той, которая смотрела на меня из него. Демон с лицом ангела, все еще в пальто и шарфе — разрушительница сердец и предмет особого желания, — ее невозможно осквернить. Я не буду менять наволочки, не говоря уже о том, чтобы жечь постельное белье, на котором потела задница взломщика. Если бы он догадался, каким даром наделил меня, он бы расплакался. Потому что я знала с непоколебимой уверенностью, что выбралась из огненной петли, в которую Джек загнал меня год назад, и он больше никогда не сможет задеть мои чувства. Я чувствовала себя твердой и прочной, как скала высотой в десять футов. Уверенность позволила мне, словно воздушному змею, подняться ввысь. Стать недостижимой, будто глыба льда, спокойно дрейфующая в недоступных для других водах. До этого момента я не была уверена, что забыла его навсегда, теперь же в этом не сомневалась. Резкая вспышка сознания — и я поняла, что изгнала дух Джека. Два прозрения за две недели — неплохой результат для любой женщины. Моя жизнь в одиночестве будет просто отличной. Великолепной.