Антонин Дворжак - [57]

После обычных формальностей, новых членов представили двум президентам Палаты (одним из них был князь Виндишгрец) и лидерам четырех группировок. Дворжак покорно позволял вести себя то в одну сторону, то в другую, судорожно ухватившись за руку графа Франтишка Туна, и не проявлял никаких эмоций. Затем Дворжака подвели к его месту на последней скамье правого крыла. Пока не зазвонил колокольчик, возвещавший начало заседания, Дворжака не оставляли одного. К нему подходили графы, бароны, князья, объяснялись в любви, заверяли, что принадлежат к числу поклонников его музы, выражали удовольствие по поводу того, что видят его в своей среде. Вокруг Врхлицкого также теснились аристократы. Появление в Верхней палате парламента двух чешских бородачей, не имевших ни знатной родословной, ни чинов; ни богатства, было настоящим событием в среде людей, упорно отстаивавших исключительность своих наследственных прав. Все пришли в возбуждение, и не таясь, не пряча иронических улыбок, говорили о том, что им интересно будет послушать, как музыкант и поэт станут обсуждать проекты законов.

Конечно, в тот день ни Дворжак, ни Врхлицкий участия в дебатах не принимали. А когда нужно было голосовать, оба по-чешски сказали «согласен».

Готовясь покинуть зал заседаний, Дворжак сгреб все лежавшие в ящичке его стола отлично очиненные карандаши и, зажав их в руке, с невозмутимым видом под стрелами любопытствующих взглядов пошел к выходу.

— Ими хорошо будет писать на нотной бумаге, — сказал он дожидавшейся его жене, вручая ей карандаши как букет цветов.

На этом закончилось участие Дворжака в работе австрийского парламента. Никакие уговоры не могли заставить его появиться там еще раз.

В Праге в это время уже шла подготовка к празднованию шестидесятилетнего юбилея Дворжака. В ответ на воззвание «Далибора», который старался мобилизовать музыкальные организации для достойного проведения торжеств, из представителей «Умелецкой беседы», Национального театра, «Глагола Пражского», консерватории был создан юбилейный комитет. Он намечал план проведения концертов, составлял программы, но Дворжак, вернувшись из Вены, ни в чем этом абсолютно не хотел принимать участия и даже сердился, когда его просили высказать свои пожелания.

Усиленно отказывался Дворжак и от поста директора консерватории, который ему предложили занять в связи с уходом на покой Бенневица. Его долго уговаривали, взывая к его патриотическим чувствам, ибо престиж учебного заведения в немалой степени зависит от того, кто его возглавляет; заверяли, что профессор Карел Книттль, назначенный заместителем директора, возьмет на себя всю административную работу, и только такой ценой, наконец, получили его согласие.

Как только завершились выпускные экзамены в консерватории и установилась погожая пора, Дворжак перебрался в Высокую и погрузился в хозяйственные заботы. То ему нужно было достать какие-то новые сорта деревьев; то голубок с черными крыльями и наполовину черным оперением вокруг шеи остался без пары и может улететь, если не раздобыть такую же голубку; то у кого-то Дворжак видел пару птиц с темными, почти синими крыльями и белым брюшком, а у него таких нет. Дворжак пишет письма, дает заказы своим поставщикам, неустанно печется о саде и о пополнении своей живой коллекции. Творческая мысль его отдыхает в ожидании нового либретто.

В канун шестидесятилетия Дворжака вышел специальный выпуск «Далибора», целиком посвященный композитору. Там были написанные в его честь стихи поэтов, очерки А. Чеха, Й. Б. Ферстера, А. Шуберта и других, разборы его сочинений. В день рождения Дворжака все чешские газеты и многие газеты за границей поместили обширные дифирамбические статьи о нем. По всей Чехии зазвучала музыка Дворжака. «Вечера Дворжака» стали проводить и в других странах.

Утром 8 сентября 1901 года в деревне, где родился композитор, в разукрашенном флагами и знаменами Нелагозевесе гулкий выстрел мортиры оповестил о начале юбилейных торжеств. Празднично одетые крестьяне и многочисленные гости из Праги отслушали мессу в храме, в котором был крещен Дворжак. Там пел Чешский вокальный квартет, приехавший из Праги и большой хор из Вельтрус. Сам Дворжак не присутствовал на торжестве. В Нелагозевес поехали только его дети — Анна, Магда и Отакар.

После парадного обеда под сенью старого замка длинное шествие направилось к родному дому композитора. Здесь произносили речи во славу Дворжака. Опять пел вокальный квартет и хоровая капелла, оркестр играл «Славянские танцы». Затем в замке состоялся большой концерт. Исполняли камерно-инструментальные сочинения и «Моравские дуэты», а Магда спела арию из «Русалки» и несколько песен.

Лодочными прогулками по Влтаве и шумным народным гуляньем при свете факелов завершался этот праздничный день в Нелагозевесе. А в Праге в этот час спектаклем «Упрямцы» и одноактным балетом на музыку «Славянских танцев» открылся цикл дворжаковских постановок.

Дворжак и здесь не присутствовал. Чтобы избежать ненавистной ему парадной шумихи, он поехал в Вену для деловой встречи с Малером. Однако юбилейные концерты и спектакли так были распланированы, что Дворжак не смог совсем их избежать. Национальный театр, например, показывал цикл, в который входили кроме упомянутых «Упрямцев» и балета еще оперы «Хитрый крестьянин», «Димитрий», «Якобинец», «Черт и Кача» и «Русалка», театрализованный вариант «Св. Людмилы», а также пьеса Франтишка Шамберка «Йозеф Кайетан Тыл» с музыкой Дворжака. Все это растянулось почти на два месяца. А потом началось, так сказать, официальное чествование.