Антология современной французской драматургии. Том II - [9]
Послушай!
>Женщина встает, резко поворачивается к Мужчине.
>Они смотрят друг на друга.
ЖЕНЩИНА. «Простите меня, о простите меня, что заставила вас ждать! Вы, наверное, говорите себе, что за женщина. Как можно заставлять ждать такого человека, как вы, к тому же вы приехали издалека!
Здравствуйте! Здравствуйте!» (Бросается к нему с распростертыми руками, пытается изобразить легкость, играя Надежду-в-старости.)
>Мужчина делает знак: неверно.
>Она начинает сначала — проще.
«Простите меня, о простите меня, что заставила вас ждать! Вы, наверное, говорите, что за женщина. Как можно заставлять ждать такого человека, как вы, к тому же вы приехали издалека!
Здравствуйте! Здравствуйте!»
>Темнота.
>Женщина снова за гримировочным столиком, она стоит на том месте, где был Мужчина.
>Книга.
>Мужчина на коленях наполовину согнулся над книгой.
ЖЕНЩИНА. Не так.
МУЖЧИНА. Нет, это было не так.
ЖЕНЩИНА. Ты хочешь, чтобы я начала сначала?
МУЖЧИНА. Нет, не стоит.
ЖЕНЩИНА. Что, так плохо?
МУЖЧИНА. Нет. Все правильно.
Слишком правильно.
>Пауза.
Как только я мог представить себе, что что-нибудь еще может быть правильно? И о каком праве, о какой правильности идет речь? Как правильно настроенный инструмент? О каком правосудии? Разве благородная цель обязательно является правой целью?
ЖЕНЩИНА. Я ничего в этом не понимаю.
>Мужчина опять берет книгу, листает.
МУЖЧИНА. «Words, words, words!»…
ЖЕНЩИНА. Тогда уже почти не было книг… и едва можно было найти, чем писать.
>Пауза. Очень длинная.
Ося?
МУЖЧИНА. Да…
ЖЕНЩИНА. Когда они придут?
МУЖЧИНА. Ночью. Они всегда приходят ночью.
В ночь с 1 на 2 мая 1938 года в Воронеже. Союз Советских Социалистических Республик.
А мы в тот вечер будем вместе, ты будешь спорить со мной, Надежда…
Ты будешь упрекать меня в том, что я слишком много болтал, а потом, в ту ночь, тебе приснятся иконы, и ты проснешься в слезах. А я тебе скажу, что все плохое уже позади, что ничего больше не случится…
>Она смеется.
ЖЕНЩИНА. Идиот!
МУЖЧИНА. Да, да, идиот.
И восхищенный. Прекрасно.
И болтливый. Прекрасно.
«Покуда с нищенкой-подругой», счастливый, несмотря ни на что.
>Она больше не смеется.
ЖЕНЩИНА. Отказываюсь обращать внимание. Решила больше не обращать внимания. Меня зовут…
Надежда Мандельштам.
Я никогда не была замужем за Осипом Мандельштамом, даже гражданским браком, но я ношу его имя.
Я решила носить его имя до самой смерти, которой я так часто себе желала.
И в моей голове танцуют сотни стихов Осипа Мандельштама.
Тысячи слов, words words words. Гранитный язык в песках памяти. Настоящая
революция.
Какое вам за дело, ублюдки, до того, что я ношу его имя? Вы говорите «как печать позора», вы говорите «И МАЛЕНЬКИЙ ОТЕЦ НАРОДОВ АПЛОДИРУЕТ / КУДА ЖЕ ОНА СВАЛИЛАСЬ, ТВОЯ РЕВОЛЮЦИЯ, ВЕЛИКИЙ ОТЕЦ / ОНА РУХНУЛА ГДЕ-ТО НЕПОДАЛЕКУ / ОНА СВАЛИЛАСЬ В ТЫСЯЧЕ КИЛОМЕТРОВ В ЧЕРНЫХ ЗЕМЛЯХ С ПОМОЩЬЮ МЕДЛЕННОЙ ГИЛЬОТИНЫ, ЕЕ СЕСТРЫ, ОЧЕНЬ МЕДЛЕННОГО НОЖА ЛАГЕРЕЙ…»
>Мужчина аплодирует, не выпуская из рук книги.
МУЖЧИНА. Браво. Какая красивая декларация.
ЖЕНЩИНА. Да. И правильная.
МУЖЧИНА. Да? Наверное…
ЖЕНЩИНА. Без всякого сомнения.
>Пауза.
Теперь вы входите.
МУЖЧИНА. Вошел.
ЖЕНЩИНА(строго). Дайте мне эту книгу.
У вас были пустые руки.
МУЖЧИНА. У меня были пустые руки. В квартире — разве это можно назвать квартирой? — было темно; она накрасилась, как девушка перед любовным свиданием.
ЖЕНЩИНА. Как старая женщина, находящая еще силы для самоуважения…
«Войдите», — сказала она, и грим (он был не самого высокого качества) выглядел на ней как восточная маска. Под ним — множество морщин образуют географическую карту ее истинной личности…
Глазам — радость, рту — немного горечи, лбу — беспокойство, заботы, страхи: просто жизнь… всегда готовая завершиться… никогда не завершенная.
>Темнота.
>Мужчина в глубине сцены сидит за столом.
>Он постукивает кулаком через одинаковые промежутки времени — удары немного приглушаются простыней.
>В центре рядом с книгой стоит Женщина, опустив руки.
>Напевает.
ЖЕНЩИНА. За дверью стояли мужчины.
Стояли мужчины.
Стояли мужчины.
(Ad libitum.)
МУЖЧИНА. Меня это раздражает.
>Пауза.
>Женщина прекращает напевать. Шепчет.
ЖЕНЩИНА. Все мужчины в штатском. И это не штатское. На них штатские коверкотовые пальто, и все одинаковые.
МУЖЧИНА. Это действительно раздражает. Или наводит тоску. Не знаю.
ЖЕНЩИНА. Мне понадобилось некоторое время, слишком много времени, чтобы понять: эти пальто были формой.
Словно мираж за только что открытой дверью. Мираж, из которого рождалась надежда.
Слишком много времени. Это ни на что не похоже. Может быть, секунда.
И тут входит первый. «Можно войти?» — делал вид, что спрашивает. Он уже вошел.
МУЖЧИНА. Начни сначала.
ЖЕНЩИНА. За дверью стояли мужчины.
Стояли мужчины.
Стояли мужчины. (Все громче и громче, все сильнее и сильнее. Потом останавливается. Резко. Она словно на грани обморока, затем приходит в себя.)
>Мужчина встает.
Так?
МУЖЧИНА(подходит к ней со спины). Откуда я знаю.
ЖЕНЩИНА. Когда это было?
МУЖЧИНА. Что?
ЖЕНЩИНА. Это. То, о чем я говорила. О чем напевала.
МУЖЧИНА. Всегда. Везде.
Однажды я скажу тебе кое-что.
Однажды мне тоже будет что тебе сказать.
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Не сейчас. Когда-нибудь.
Сейчас не могу.
Сказать, что роман французского писателя Жоржа Перека (1936–1982) – шутника и фантазера, философа и интеллектуала – «Исчезновение» необычен, значит – не сказать ничего. Роман этот представляет собой повествование исключительной специфичности, сложности и вместе с тем простоты. В нем на фоне глобальной судьбоносной пропажи двигаются, ведомые на тонких ниточках сюжета, персонажи, совершаются загадочные преступления, похищения, вершится месть… В нем гармонично переплелись и детективная интрига, составляющая магистральную линию романа, и несколько авантюрных ответвлений, саги, легенды, предания, пародия, стихотворство, черный юмор, интеллектуальные изыски, философские отступления и, наконец, откровенное надувательство.
На первый взгляд, тема книги — наивная инвентаризация обживаемых нами территорий. Но виртуозный стилист и экспериментатор Жорж Перек (1936–1982) предстает в ней не столько пытливым социологом, сколько лукавым философом, под стать Алисе из Страны Чудес, а еще — озадачивающим антропологом: меняя точки зрения и ракурсы, тревожа восприятие, он предлагает переосмысливать и, очеловечивая, переделывать пространства. Этот текст органично вписывается в глобальную стратегию трансформации, наряду с такими программными произведениями XX века, как «Слова и вещи» Мишеля Фуко, «Система вещей» Жана Бодрийяра и «Общество зрелищ» Г.-Э. Дебора.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации - потребительского общества - и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях.
Рукопись романа долгое время считалась утраченной. Через тридцать лет после смерти автора ее публикация дает возможность охватить во всей полноте многогранное творчество одного из самых значительных писателей XX века. Первый законченный роман и предвосхищает, и по-новому освещает всё, что написано Переком впоследствии. Основная коллизия разворачивается в жанре психологического детектива: виртуозный ремесленник возмечтал стать истинным творцом, победить время, переписать историю. Процесс освобождения от этой навязчивой идеи становится сюжетом романа.
Роман известного французского писателя Ж. Перека (1936–1982). Текст, где странным и страшным образом автобиография переплетается с предельной антиутопией; текст, где память тщательно пытается найти затерянные следы, а фантазия — каждым словом утверждает и опровергает ограничения литературного письма.
В сборник вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1960—1980-х годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.