Антология современной азербайджанской литературы. Проза - [35]

Агарагим подумал, что, кроме маленькой кудрявой девчушки, никто сейчас не спит в этом доме. Там, за закрытой дверью, Биннет и его красавица жена лежат рядом и глядят в потолок. Глядят и молчат. Биннет курит, прикуривая одну папиросу от другой, жена плачет. Плачет, покусывая яркие, как вишни, губы, и в душе проклинает Агарагима: «Чтоб жена твоя мертвого родила!»

У него запершило, зажгло в груди. Когда жжение захватило грудь, он услышал плач девочки. Она будет плакать завтра, когда увидит, что корова не пришла из стада: она станет просить молока, а мать прижмет к груди ее кудрявую головку и тоже заплачет. Будет плакать, плакать, а потом, через несколько месяцев, родит мертвого мальчика.

Агарагиму вдруг стало нехорошо. Заныло в груди под костью, тяжесть сдавила сердце.

Слыша, как оно колотится в ушах, Агарагим встал и направился к машине…

Когда «Жигули» проезжали мимо дома, женщина на веранде испуганно вскочила. Агарагим не видел ее лица, но уверен был, что глаза женщины вытаращены от удивления.

В белом свете луны отчетливо была видна каждая выбоина на дороге. Край неба постепенно светлел… От свежего влажного воздуха в машине запотели стекла. Сквозь разбитое переднее стекло врывался прохладный ветерок, приятно остужая лицо.

Подъезжая к памятнику, похожему на летящую птицу, где его «Жигули» ударила машина Биннета, Агарагим взглянул на часы — четыре. Искоса посмотрел на переднее сиденье и улыбнулся: безрукая куколка в ярком платье. «Вот мне и талисман», — подумал Агарагим и ощутил вдруг, что боль, давившая в груди под костью, исчезла.

И нажал кнопку магнитофона.

Юсиф Самедоглу (1935–1998) ВЕСНОЙ В ЖЕМЧУЖНОМ ОВРАГЕ © Перевод Г. Кахраманова

Руководитель реанимационной бригады сидел в тенистом уголке двора и вытирал с лица обильный — словно после бани — пот. И дыхание он переводил с трудом, как после парной.

«Поди ж нелегкое это дело — человека из мертвых воскрешать», — подумала тетушка Саялы, с благоговением и суеверным ужасом поглядывая из-за бревенчатого строения на толстого краснолицего доктора в очках, обмахивающегося платком. Она ни на минуту не забывала, что сообщил ей сельский фельдшер — врач этот, что так некрасиво и обыденно потел и отдувался недалеко от старухи, приехал из Баку, чтобы оживить свояченицу Салахова, которая в машине опрокинулась в кювет и была на волосок от смерти. Да что там на волосок! Девушка была мертва, да, да, по-настоящему мертва, мертвее не бывает. Понятно? И вот этот загадочный, таинственный врач… да! Ведь сельский фельдшер еще вот что говорил: он самый главный во всем Баку из тех врачей, кто оживляет мертвых. Так-то! И он, значит, приехал, чтобы… Будь благословен Аллах!.. Что творится-то, а? Конечно, и Салахов человек не маленький. Его знают во всех окрестных селах и в самом райцентре, даже в Баку знают. Но вот как-то так произошло, что свояченица такого уважаемого человека села в машину какого-то типа, и тот тип уж и старался, так выкобенивался перед нею, гнал машину как сумасшедший, а ехали они к роднику, на так называемый интимный пикничок.

Вот и опрокинулись в овраг. О том, куда, зачем, с кем ехала свояченица Салахова, в селе говорилось шепотом — все-таки родственница такого человека, не годится кричать об этом на каждом углу. А фельдшер — прибрал бы его Господь, прости господи, может, на небе на что и сгодится, ни богу свечка, ни черту кочерга, ни в животине, ни в людях не разбирается, олух! Хорошо хоть догадались позвонить в Баку, чтобы приехал этот толстый, в очках, не то не дожила бы бедняжка до утра. Помоги нам, Аллах, помоги и им всем, всех жалко, все дети человеческие, и Салахову помоги, и его свояченице, и доктору, главному из тех, кто мертвых оживляет, всем помоги…

Тетушка Саялы с автафой в руке спустилась во двор к нужнику, когда только начинало светать. И тут она услышала прямо над головой гул, подняла голову — и высоко в небе увидела вертолет серой стрекозой в предутреннем тумане.

Потом узнала у соседей — на том вертолете прибыл доктор. И фельдшер говорит, не какой-нибудь там простой доктор, а самый что ни на есть оживляющий мертвых. Тетушка Саялы была и обрадована этим известием, и напугана одновременно. Что же это такое? Оживляет мертвых, то есть… вопреки воле Всевышнего. Не понравится такое Господу. Спаси и помилуй, все мы несмышленые дети твои, Господи! С другой стороны — ведь жалко девушку, эта самая свояченица Салахова такая раскрасавица, да такая хорошенькая, пригоженькая, да такая статная — глаз не оторвешь. Аллаху не могло понравиться и то, что умирает такая молодая, и без нее на земле уж достаточно было смертей и крови, сколько молодых жизней было загублено. И еще тетушка Саялы радовалась тому, что, может, наконец-то… Но нет, не нужно вслух, она суеверна, вдруг скажешь — и не удастся… Но вот уже полгода лежит старик дома и тает день ото дня, желтеет, худеет, смотреть нельзя без боли сердечной… А этот олух фельдшер… Да что там… Если кто и поможет мужу, то разве что только такой солидный, уважаемый доктор из самого Баку. Торопливо собралась тетушка Саялы и направилась прямиком в фельдшерский пункт, может, эти врачи из Баку выпишут какие-нибудь лекарства или там уколы ее старику.