Антология советского детектива-16. Компиляция. Книги 1-20 - [12]

Так в семье Крыловых поселилось что-то новое, и Андрей Дмитриевич и Маша носили это новое бережно, точно полную до краев чашу, боясь расплескать.

* * *

Утром Патрик позвонил по телефону и сказал, что через час заедет за ней на машине.

Машенька смотрела в окно на расстилающуюся перед ней Москву, Кремль, островерхие шпили высотных зданий, спокойную излучину набережной, легкие виадуки мостов в светлой дымке утреннего тумана, позолоченного лучами раннего солнца.

Открывавшуюся перед ней панораму города она видела не впервые, но ей казалось, что такой, как сегодня, она Москву еще не видела никогда. Облик города менялся во все времена года в разные часы дня; то строгий и спокойный, то сверкающий на солнце, то залитый вечерними огнями, он был точно щедрая горсть самоцветов. Но сегодня, в легкой дымке тумана, словно сотканный из тонких солнечных нитей, город казался ей неповторимым и необыкновенным.

После телефонного звонка, открыв на стук дверь, она увидела альпийские фиалки и темно-красную персидскую сирень; корзину цветов принес шофер.

Цветы не удивили девушку, они были так естественны в ее состоянии подъема и счастья. Она приняла их как должное, поставила у себя в комнате, быстро накинула шубку, надела вязаную шапочку и, захлопнув дверь квартиры, вышла.

Всегда, вызывая лифт к себе на девятнадцатый этаж, она вспоминала присказку: «Встань передо мной, как лист перед травой!» Лифт действительно мгновенно взлетал и замирал перед ней, как в сказке. Но сегодня он поднимается мучительно медленно. Она слышит, как, пробегая по этажам, щелкают его контакты, и кажется ей, что ожиданию не будет конца.

Наконец-то! Сердце на мгновение замирает. Маша проваливается вниз, и вот она уже в вестибюле. Выйдя на улицу, чтобы немного унять сильно бьющееся сердце, Маша умышленно замедляет шаг. Увидав ее еще издали, Роггльс идет навстречу, помогает ей сесть в машину и заботливо поправляет смявшееся пальто. Слыша тонкий запах его незнакомых духов, девушка, не скрывая своего удивления, рассматривает золотой перстень-печатку на его пальце — кольцо на мужской руке!

На дороге тонкий ледок, скользко. Их машина медленно движется по набережной.

Машенька украдкой бросает взгляд на Патрика, на его мужественное, сильное лицо и думает: «Вот я еду с ним в машине, вдвоем. Он сидит рядом со мной, я чувствую тепло его рук и благодарна ему за счастье, которое он мне доставляет уже одним только своим присутствием. Но ведь я о нем не знаю ничего. Кто он? Где его семья? Мать от него отказалась, а быть может…» От пришедшей ей в голову мысли Маша вся съеживается и освобождает свою руку. Она внимательно смотрит на него и не верит. «Нет, — думает она, — он не стал бы так жестоко шутить со мной, у него хорошие, честные глаза. Человек с такими глазами не способен ни лгать, ни лукавить».

Успокоенная этими доводами, она сама кладет руку на его ладонь. Напуганная своей смелостью, закрывает глаза и откидывается на спинку сиденья. Она чувствует на своей шее его горячее, сухое дыхание, он целует ее, и Маша, поддаваясь внезапному решению, просит шофера остановить машину, дальше они пойдут пешком.

Роггльс подчиняется ее желанию и поручает шоферу в час дня подать машину к зданию университета.

Набережная Москвы-реки. Перед ними величественный мост Окружной железной дороги. Потеплело. Город закрыт дымкой тумана, и только крепостные стены и башни Новодевичьего монастыря ясно видны за рекой.

— Я с папой была в этом монастыре, — сказала девушка. — Смотрите, стены этой, когда-то грозной крепости, защищали с юга Москву. А вон там на башнях стояли пушки, отлитые тульскими оружейниками. Вон там, видите, пятиглавый Смоленский собор. Колокольня в шесть восьмериков. Она кажется невесомо-легкой, это ажурные наличники из белого камня делают ее такой воздушной. И резные башни с венками петушиных гребешков, они словно сказочные!: Красиво, правда?! Здесь все русское, настоящее! «Там русский дух… там Русью пахнет!» — вспоминает она Пушкина.

Роггльс смотрит на древние стены крепости, но в глазах его нет живого интереса. Его сердцу ничего не говорят эти стены, воздвигнутые в память присоединения Смоленска. Он, быть может, видел сейчас каменную громаду «Марсонвиль бэнк билдинга» и сверкающую бронзу Меркурия и Марса на пирсе огромной гавани, аркады ажурного моста через полноводную Саговар и слепящие огни реклам на Марсонвиль-авеню, быть может, он слышал грохот надземных дорог и протяжные гудки океанских лайнеров, быть может, он думал сейчас о том, зачем его занесло в эту далекую и непонятную страну…

— Правда, красиво? — еще раз спросила девушка.

Роггльс вздрогнул от неожиданности, улыбнулся девушке, взял ее под руку и повел вверх по набережной, туда, где легким силуэтом высилось здание Дворца науки.

Они долго стояли на самой высокой части набережной, около мраморной балюстрады. Налево во мгле угадывался город, прямо перед ними были ажурные взлеты лыжного трамплина, направо — величественное и воздушное здание университета.

По призыву комсомола здесь, на этой площадке, во время каникул работала и Маша. Сознание того, что и ее доля труда есть в этом грандиозном сооружении, наполняло ее хорошим чувством гордости, настоящим чувством хозяйки. Она и площадку осмотрела как хозяйка, мысленно прикинув, что вот не худо будет высадить здесь еще саженцы, а вон там, подле балюстрады, надо поставить урны для мусора: нехорошо, что окурки бросают с обрыва вниз.