Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин - [21]

— Он на карнизе засел... — сказал Сеня.

— На каком карнизе?

— Вон на том! — Сеня показал на карниз второго этажа.

Папа снял пальто и полез по водосточной трубе.

Дети снизу с восторгом наблюдали за ним.

Два раза папа срывался, но потом все-таки дополз до карниза и снял маленького желтенького бумажного голубя, который уже слегка размок от воды.

Спустившись на землю и тяжело дыша, папа развернул билетик и увидел, что он выпущен два года тому назад.

— Ты его когда купил? — спросил папа у Славика.

— Еще во втором классе, — сказал Славик.

— А когда проверял?

— Вчера.

— Это же не тот тираж... — устало сказал папа.

— Ну и что же? — сказал Славик. — Зато все цифирки сходятся...

Папа молча отошел в сторонку и сел на лавочку. Сердце бешено стучало у него в груди, перед глазами плыли оранжевые круги... Он тяжело опустил голову.

— Папа, — тихо сказал Славик, подходя к отцу. — Ты не расстраивайся! Сенька говорит, что он все равно отдает нам ежика...

— Спасибо! — сказал папа. — Спасибо, Сеня...

Он встал и пошел к дому.

Ему вдруг стало очень грустно. Он понял, что никогда уж не вернуть того счастливого времени, когда с легким сердцем меняют холодильник на ежа.

Воскресные прогулки

Каждое воскресенье я провожу вместе с отцом. Обязательно. Несмотря на занятость, бросало все дела и отправляюсь вместе с ним куда-нибудь — в парк, в кино или просто в сквер. Отец любит гулять со мной и не пропускает ни одного воскресенья.

Вот и сегодня, только я проснулся, он уже стоит в моей комнате.

— Здравствуй, — говорит он. — Куда мы сегодня?

— Сегодня в зоопарк, — говорю я. — Согласен?

Отец кивает головой. Он любит ходить в зоопарк. Мы бывали там много-много раз, и этот животный мир мне, честно говоря, уже поднадоел, но он любит.

Пока я чищу зубы, одевалось, пока бабушка поит меня молоком и пришивает бретельку к штанам, отец сидит в моей комнате и листает книги. Из кухни сквозь открытую дверь я вижу, как он рассматривает картинки и чему- то улыбается.

— Я готов! — кричу я.

— Булки для лебедей взял? — спрашивает отец.

— Взял.

В зоопарке никого нельзя кормить, кроме лебедей. Это отец знает. В первый раз, когда мы пришли с ним туда, он бросал обезьянам конфеты, и нас чуть не оштрафовали. А лебедей кормить можно. Они очень смешно толкаются в воде и ловят куски булки прямо на лету.

Мы едем в автобусе. Отца я посадил ближе к окну — он любит смотреть на дома. Я грызу яблоко. Если в автобусе грызть яблоко, дорога всегда кажется короче.

— Как дела на работе?

— Ничего, — говорит отец. — Все в норме.

— Звягинцев свирепствует?

— Немного... — отец сконфуженно улыбается и пытается обнять меня за плечи, но я не даюсь.

Звягинцев — начальник там, где работает отец. Он всегда придирается к отцу и делает ему разносы на совещаниях. Звягинцев — хам. Впрочем, отец тоже виноват — нельзя быть таким рохлей.

Мы долго идем мимо птичьих вольеров, смотрим на купающихся медведей, потом стоим возле загона, в котором ходят дикие олени.

— Почему они языки свесили? — спрашивает отец.

— Им жарко, — говорю я. — Необходима терморегуляция... Влага испаряется, понимаешь? А еще у оленя есть в сердце кость...

— Не может быть! — отец испуганно смотрит на меня.

— Я читал. Ну, может, и не совсем кость, но какая- то костная основа имеется. Поэтому олени такие выносливые.

Отец смотрит на меня вытаращенными глазами и, кажется, вот-вот расплачется.

— Нет кости, — говорю я. — Пошутил!

Мы уходим от загона и направляемся к повозкам с пони. Мне хочется покататься на пони. Отцу тоже хочется покататься на пони, но взрослым запрещено. Я пытаюсь уговорить билетера, объясняю, что отец — легкий и пони не надорвутся, но билетер не разрешает. Тогда я закатываю истерику. Это мой проверенный прием. Валюсь на землю, строю ужасные рожи и ору:

— Папочка! Я хочу с папочкой! Пустите моего папочку!

Собирается толпа. Меня поднимают с земли, вытирают слезы. Я мелко дрожу и всхлипываю. Кто-то кричит на билетера. Тот огрызается, но продает отцу билет.

Мы делаем на повозке два круга. Пони бегут быстро. Непонятно, откуда у них такие силы. Отец обнимает меня, смеется и на поворотах громко кричит: «И-эх!»

Когда повозка останавливается, он еще несколько минут не может прийти в себя, ерошит волосы и, глядя на меня молящими глазами, спрашивает:

— Хочешь еще?

Мне жалко его, но я решительно говорю:

— Хватит!

Печально, что приходится быть с ним строгим, но мама права — во всем надо знать меру.

Потом мы идем в кафе, заказываем мороженое. Сегодня здесь богатый ассортимент: каждому приносят по три шарика — шоколадный, фруктовый и апельсиновый. Апельсиновый — самый вкусный, если его не глотать кусками, а понемногу слизывать с ложечки. А еще интересней совсем не глотать, а положить кусок мороженого в рот и ждать, пока оно само растает.

— Что у тебя с квартирой? — спрашиваю я.

— Был в райисполкоме, — поспешно говорит отец и кладет ложку.

— Ну что?

— Они обещали через пару лет...

— Ты же очередник! Надо взять письмо с работы!

— Давай в кино пойдем, — предлагает отец. — Новая серия «Ну, погоди!»

— Нет, — говорю я. — Пойдем в сквер.

Отец быстро доедает мороженое, и мы встаем.

Меня всегда бесит его отношение к квартире. В конце концов, при его стаже он имеет право получить квартиру и через свое министерство. У нас сосед так получил. Но разве отцу втолкуешь?