Лапенков уснул. Ему приснился красивый сон. Будто он идет по красивому городу, навстречу идут красивые люди, а у него прошел гастрит. Лапенкову стало так хорошо, что он достал ружье и, на радостях, пальнул в воздух... Выстрел получился громкий, и Лапенков проснулся.
Несколько секунд он изумленно смотрел на бородатого человека, сидящего в кресле напротив и что-то зарисовывающего в альбоме, а потом вспомнил, где он и что с ним.
— Послушайте, товарищ художник, — жалобно сказал Кирюша. — Не надо...
— Что — не надо? — спросил художник, подняв голову.
— Не надо с меня — убийцу, — сказал Лапенков. — Не подхожу я... — И, сам не зная почему, Лапенков вдруг всхлипнул.
— Да не волнуйтесь вы, — сказал художник и улыбнулся. — Не расстраивайтесь... Я рисую с вас косулю...
Вечер. Суббота. Конец июля.
Мы сидим в номере гостиницы «Украина». Мы — это Наташа, Гизо, Виктор, Натан, Мила и я. Номер принадлежит Гизо. Каждый раз, когда Гизо приезжает в Москву поступать во ВГИК, он останавливается в этой гостинице, а мы, его друзья, вечерами собираемся у него в номере.
На столе — две бутылки водки, одна почти пустая, другая не распечатана, несколько бутылок пива, вобла, батон хлеба, маслины, охотничья колбаса, сулугуни, транзистор «Банта», в котором звучит ансамбль электроинструментов под управлением В.Мещерина.
Все курят. Гизо спорит с Натаном.
— Я не понимаю, — говорит Гизо, — почему тебе не нравится «Мужчина и женщина»! По-моему, исключительно замечательный фильм. Ты не станешь отрицать, что операторски Лелюш там делает удивительные чудеса!
— А я говорю: пошлая картина! — Натан пускает колечки дыма к потолку; делает это он, надо сказать, мастерски. — Великолепная подделка... Обложка иллюстрированного журнала! Красиво, но к искусству не имеет никакого отношения!
— А я говорю, что это искусство! — Гизо сердито откусывает кусок колбасы. — Причем искусство интеллектуального порядка. Ты просто сноб! Всем нравится, поэтому тебе не нравится! А с цветом так никто никогда не работал. Я знаю, что если поступлю во ВГИК, — Гизо плюет через левое плечо, — то обязательно буду работать с цветом! Работать с цветом в нашей кинематографии еще ой как много надо! Я верно говорю, Мила?
— Верно! — соглашается Мила. — У Анук Эме в фильме дубленка красивая! Мне такую обещали достать. С белым мехом... — При этом она грустно глядит на Виктора.
У Милы, все знают, есть две конкретные мечты: дубленка и Виктор. Пока, к сожалению, ни она, ни он ей не доступны.
— Вчера на ипподроме была выдача — шестьсот рублей, — задумчиво говорит Виктор. — Это от фаворита. Пришла такая темная лошадка по имени Гимнастика... Самое смешное, что я, дурак, думал о ней, но почему-то в последний момент не сыграл...
— Кстати, вчера в клубе МГУ выступал йог, — замечает Наташа, потом задумывается и добавляет: — Из Индии.
— Ну как? — спрашивает Мила.
— Ничего! Носом бокал шампанского выпил... Потом коньяку, но уже ртом... Забавно!
— Чушь! — решительно говорит Натан. — Я не верю в учение йогов... С точки зрения физкультуры это, может быть, и занятно, но все их философские выкладки — на уровне букваря...
Натан снисходительно улыбается. Мы тоже все снисходительно улыбаемся. Нам даже как-то неловко за йогов и за Наташу.
— Выпьем? — Виктор спрашивает всех и никого.
— Выпьем! — Мила соглашается раньше всех. — Пиво откройте кто-нибудь.
— А где открывалка? — Я вопросительно смотрю на Гизо. — У тебя в номере есть открывалка?
— Была где-то, потерял, — отвечает Гизо и сразу переводит взгляд на Натана.
Гизо любит говорить с Натаном. Все любят говорить с Натаном. Натан много знает и даже как-то написал небольшую статью в журнал «Наука и религия», в которой с блеском опроверг Библию.
— Нет открывалки! — говорю я Миле.
— Возьми у дежурной по этажу, — просит Мила. — Пива хочется.
Пива действительно хочется. Я встаю, выхожу в коридор. В конце его за столиком сидит дежурная и вяжет шарф.
— Простите, у вас есть открывалка для пива? — спрашиваю я.
— В номере должна быть, — отвечает дежурная, не переставая вязать.
— В номере нет. Потерялась, очевидно...
— У меня тоже нет, — говорит дежурная. — Спросите на втором этаже, в буфете...
Я спускаюсь на второй этаж. Буфет открыт, но в дверях стоит стул, обращенный спиной к коридору. Это значит, что буфет закрыт.
— До шести мы!..— кричит мне официантка.—Все! Мы до шести...
— Мне бы открывалку, — неуверенно говорю я. — Пиво открыть... Я сейчас же принесу..
— До шести мы!.. — снова кричит официантка. — Мы до шести!.. Ресторан до двенадцати...
Я вздыхаю и иду в ресторан. У входа в ресторан — очередь. Пожилой швейцар с бесцветным лицом прогуливается за стеклянной дверью. Я пробираюсь сквозь очередь, ловлю на себе недовольные взгляды и на ходу объясняю: «Мне на минутку, товарищи! На минуточку!..» Я стучу в стеклянную дверь. Швейцар смотрит на меня равнодушным взглядом и разводит руками.
— Мне на минуточку! — кричу я. — Мне только открывалку взять! Для пива!
Швейцар не понимает и всем своим видом дает понять, что понимать не хочет.
— На улице в палатке продают, — вдруг говорит мне кто-то в очереди.
