Антология народничества - [31]

Раз всеобщая история убедила в непременности такого хода событий, сам собою является вопрос, находится ли русский народ под действием подобного исторического процесса, т. е. нормально ли его положение по отношению к другим сословиям государства и правящим классам, соответствует ли оно его потребностям и вековым привычкам, и если нет, то какова сила действия этих отрицательных условий строя: достаточна ли она для того чтобы пробудить освободительную борьбу народа. Здесь опыт, изучение жизни и истории нашего крестьянства и рабочего дают утвердительные ответы. Обращаясь к нашему чувству и примеру героев народных движений, мы получаем дальнейшие указания, определяющие путь для тех людей, которые своими личными силами и способностями желают содействовать историческому процессу борьбы за свободу. Но может ли быть чем-нибудь полезна интеллигенция в разрушительных стремлениях масс, не внемлющих слову убеждения? О, да! Роль интеллигенции в этих роковых событиях неоценима, и она всегда более или менее принимала в них участие. Во всяком движении силою необходимости выдвигаются люди, развитием, способностями, решительностью стоящие выше массы, призванные организовать и направлять горящих желанием борьбы, и чем эти люди бескорыстней и просвещенней, тем результаты движения успешней, тем с меньшими излишествами страстей оно совершается.

Если в прошлые эпохи народных движений, благодаря недостаточной организованности самого государства, повторяющиеся мелкие движения, эти предвозвестники бури, прогрессировали без участия сравнительно интеллигентных вожаков, являвшихся уже в разгаре борьбы, то при настоящей окрепшей и централизованной системе государства, требующей для борьбы с собой более сплетенной и совершенной организации, такие деятели необходимы и в период, предшествующий кровавой драме…

Как видите, наблюдение, опыт и исторические соображения привели большинство к взглядам, в общем, схожим с положениями бунтарской программы[63], но, ближе присматриваясь и знакомясь обстоятельней с людьми нового течения и их направлением, открываешь между теми и другими во всех отношениях значительную разницу. Причина ее заключается в более серьезном и основательном знакомстве с действительной жизнью и ее условиями, а вследствие того в отсутствии идеализации в той степени, в какой она присуща была большинству бунтарей, и в большой житейской опытности и осмотрительности, освободившей от тенденциозной исключительности и нетерпимости, так часто мешавшей успешной деятельности последних. Новое течение не допускало пренебрежительного отношения к науке, хотя и созданной привилегией, но не исключительно ей служащей, оно смотрело на интеллигентную молодежь как на нравственно чуткую и умственно развитую среду, могущую дать силу партии при постоянных, правильных столкновениях с последней. Свои теоретические идеалы и симпатии люди этого направления подчиняли насущным, острым потребностям народа и потому называли себя «народниками».

2. О. В. Аптекман [64]

Из воспоминаний. О роли М.А. Натансона[65] в создании «Земли и воли»[66]

[…] Натансон исчез скоро и след его простыл. Его ищут с тревогой власти по всем весям и городам нашей необъятной Русской земли, его нет как нет. А он тем временем делал генеральный смотр всем нашим революционным силам, уцелевшим после разгрома года, собирал эти силы, сплачивал их и построил в зиму 1876–77 гг. «Общество Северных народников», принявшее в 1878 г. название общества «Земля и Воля». И это была кульминационная точка практического творчества Натансона. […] Правда, он продолжал неутомимо работать и строить, но это уже были рутина, навыки, направляемые опытной рукой. В это именно время, т. е. в 1876–1877 гг., я и познакомился лично с Натансоном. В числе делегатов, посланных в Петербург от ростовско-харьковского кружка[67], находился и я.

На другой день нашего приезда в Петербург Натансон посетил нас на нашей конспиративной квартире, на Бассейной. Вошел мужчина выше среднего роста, шатен, небольшая шелковистая борода, высокий лоб, карие, живые, умные, проницательные глаза, в общем – фигура импонирующая. Впрочем, первое произведенное на меня впечатление было не совсем благоприятное: коробило меня, что слишком уж щупает глазами своего собеседника. Но это впечатление как рукой сняло, как только присмотрелся к нему, и мы обменялись несколькими словами. На прощанье он пригласил меня, Тищенко[68] и Мощенко[69] к себе: «Прошу на учредительное совещание. Работы много, много…» Он сказал это таким тоном, словно мы уже сговорились и приходится лишь все закрепить делом. Вечером мы собрались. Передаю лишь окончательный результат того ночного совещания учредительного. Принята программа и тактика. Принят устав Общества и форма строения его строго централизованная. Утвержден, наконец, заранее выработанный уже план ближайших работ и распределения функций между членами общества. Общество конструировалось. Мы крепко пожали друг другу руки, как бы этой внешней формой закрепляя заключение товарищеского союза. Разошлись за полночь – бодрые, полные надежд.