Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени - [7]

Я вздохнул и, сжав зубы, повернул пусковой рычаг обеими руками. Лаборатория погрузилась в туман и темноту. Вошла миссис Уотчет и, судя по всему, не замечая меня, направилась к двери, ведущей в сад. Для того чтобы пройти комнату, ей понадобилось, вероятно, около минуты, но мне показалось, что она пронеслась мимо, как ракета. Я нажал на рычаг до отказа. Неожиданно наступила ночь, как будто потушили лампу, но в следующее же мгновение рассвело. Лаборатория становилась все более и более туманной, Вдруг наступила ночь следующего дня, затем снова день, снова ночь и так далее, все быстрее и быстрее. У меня в ушах раздавался шум ветра, и странное, смутное, глухое ощущение наполнило мое сознание.

Боюсь, что не смогу передать вам своеобразных ощущений путешествия во времени. Чтобы понять меня, их надо испытать самому. Они весьма неприятны. Будто мчишься куда-то с головокружительной быстротой. Чувство ужасающего падения не покидает путешественника. Пока я мчался таким образом, ночи сменялись днями, подобные взмахам черных крыльев. Скоро смутные очертания моей лаборатории исчезли, и я увидел солнце, каждую минуту делавшее скачок по небу с востока на запад. Каждая новая минута отмечала наступление нового дня. Я решил, что лаборатория разрушена, а я очутился под открытым небом. Было такое чувство, словно я нахожусь на эшафоте, но я мчался слишком быстро, чтобы подумать о происходящем вокруг. Самая медленная из больных улиток двигалась для меня слишком быстро. Мгновенная смена темноты и света вызывала боль в глазах. В моменты, когда наступала темнота, я видел луну, которая быстро пробегала по небу, меняя фазы от новолуния до полнолуния, и замечал слабое мерцание кружившихся звезд. Я продолжал мчаться, все время набирая скорость, день и ночь слились в сплошную серую пелену; небо приобрело удивительный оттенок, который появляется в ранние сумерки; метавшееся солнце превратилось в сплошную полосу огня, в великолепную арку, соединяющую восток и запад, а луна — в такую же полосу слабого света. Я уже не мог видеть звезд и только изредка замечал то тут, то там светлые круги, вспыхивающие в синеве небес.

Пейзаж вокруг меня был смутным и туманным. Я все еще находился на склоне холма, где и сейчас стоит этот дом, и стена его, серая и расплывчатая, возвышалась надо мной. Я видел, как деревья вырастали и изменяли форму, подобно клубам дыма, они росли, то желтея, то зеленея, увеличивались, дрожали и исчезали. Я видел, как огромные великолепные здания появлялись и таяли, как во сне. Вся поверхность земли изменялась, как бы растекалась и таяла на моих глазах. Маленькие стрелки на круглых циферблатах, показывавшие скорость Машины, крутились все быстрей и быстрей. Скоро я заметил, что полоса, в которую превратилось солнце, колеблется то к северу, то к югу — от летнего солнцестояния к зимнему, то есть я пролетал более года в минуту. И каждую минуту снег покрывал землю и сменялся яркой, но очень недолгой весенней зеленью.

Неприятные ощущения, которые были у меня в начале полета, стали уже не такими острыми. Меня охватило какое-то исступление. Я заметил странное качание машины, объяснить которое не мог. В голове царил хаос, мне казалось, что я схожу с ума, все больше удаляясь в будущее. Я уже не думал об остановке, не думал ни о чем, кроме своих новых ощущений. Вскоре эти ощущения перешли в любопытство, смешанное со страхом. «Какие удивительные достижения прогресса, по сравнению с нашей примитивной цивилизацией, — думал я, — могут открыться передо мной, если я более пристально взгляну на мир, смутно мелькающий сейчас перед моими глазами!» Я видел, как мимо проносились огромные, великолепные сооружения, гораздо более величественные, чем современные, но они, казалось, были сотканы из мерцающего тумана. Я видел, как склон этого холма покрылся пышной зеленью и она оставалась на нем круглый год — летом и зимой. Даже несмотря на туман, царивший в моем сознании, зрелище показалось мне прекрасным. Мне очень захотелось сделать остановку.

Однако особый риск заключался в том, что пространство, где должны были оказаться я и моя Машина, могло быть уже занято. Пока я с огромной скоростью мчался по времени, это не имело значения. Ведь я находился, так сказать, в бесплотном, разжиженном состоянии и, словно пар, скользил между встречавшимися предметами. Но, остановившись, я должен был, молекула за молекулой втиснуться в то, что оказалось бы на моем пути; атомы моего тела должны были войти в такое близкое соприкосновение с атомами этого препятствия, что между теми и другими могла произойти бурная химическая реакция — возможно, мощный взрыв, — после чего и я, и мой аппарат оказались бы вне всех измерений, в неизвестности. Эта возможность не раз приходила мне на ум, пока я собирал машину. Но тогда я считал, что это необходимый риск. Теперь я стоял непосредственно перед лицом опасности и не мог относиться к ней так же легко, как раньше. Дело в том, что абсолютно незнакомый мне мир вокруг, утомительные колебания и дрожание Машины, а главное, непрерывное ощущение падения — все это полностью расстроило мои нервы. Я говорил себе, что уже больше не смогу никогда остановиться, и вдруг, разозлившись, решил это сделать. Как последний глупец, я резко рванул тормоз, машина тут же перевернулась, и я кувырком полетел по воздуху.