Антивыборы 2012. Технология дестабилизации России - [41]

Великий принцип незабвенного Черномырдина — «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда», — стал принципом современного государственного устройства РФ и первопричиной того бардака, который мы наблюдаем на всех ее меридианах и параллелях. Можно ли было развернуть советского человека к рынку без того, чтобы познакомить его хотя бы с азбукой рыночных отношений и принципами действия гражданского общества? В рамках свободного волеизъявления — нет. Именно поэтому попытка такого «большого скачка» закончились неудачей еще у Столыпина. В России при любом социальном строе воля правителя — и Егор Гайдар так и поступал — всегда ставилась выше интересов и гражданина, и общества в целом. При угрозе стране — это оправдано. При относительно мирной перемене общественного строя, а «капиталистическая революция» в РФ прошла все же практически бескровно, — недопустимо. В рынок стали загонять палкой так же, как в свое время при Советах в колхозы. А колхозы, в том числе вполне жизнеспособные, стали той же палкой разгонять, оставляя крестьян без средств к существованию. Увы, кнут и по сей день считается в России куда более серьезным аргументом, чем пряник. Да, сегодня невозможно себе представить, чтобы Кремль вздумал решать конфликт с парламентом с помощью стрельбы из танков по Государственной думе, как это сделал в 1993 году господин Ельцин. Но менталитет его преемников не переменился. Случайно ли власти бросились искать «подстрекателей» и «зачинщиков», как только на улицы российских городов в январе 2005 г. вышли на стихийные митинги протеста пенсионеры и ветераны, возмущенные последствиями бездарно организованной правительством РФ «монетизации льгот»? А когда ищут «иностранную агентуру» в рядах защитников Химкинского леса? Выходит, прав эксгенпрокурор Устинов, и полицейский у нас и впрямь всех важнее, в том числе гражданского общества, которое может быть в этих протестах и проявилось должным образом едва ли не впервые в России после 1993 года.

Английский философ и историк ХIХ века Генри Томас Бокль писал: «Люди никогда не могут быть свободны, если не воспитаны для свободы. И это не есть воспитание, которое может быть приобретено в школах или заимствовано из книг, но то, которое является результатом самодисциплины, самоуважения и самоуправления ». Это три кита гражданского общества, в котором свобода и необходимость диалектически связаны (по тому же Гегелю) и ни в коей мере не противоречат друг другу.

Нельзя ввести рынок или капитализм декретом. Каждой общественной формации соответствует не только свой способ производства, но и свое мировоззрение. Современная рыночная экономика стран Запада уходит корнями еще в Древний Рим. Она не мыслима не только без широкого торгового обмена, без общенациональных и глобальных связей, но и без правового и гражданского общества, структуры которого создавались веками. Без них немыслим и капиталистический рынок. Но натуральное хозяйство без них обходится. А командная социалистическая экономика — и коммунисты тут следовали именно логике Яковлева, а точнее Ленина, когда «рушили» русское крестьянство, — с правовым, да и с гражданским обществом просто несовместима. Привить западные законы и нормы в СССР без изменения социального строя было также невозможно, и только дилетанты в экономике и политике этого не понимали. Серьезные ученые предупреждали Горбачева, что попытки перенести эти нормы на социалистическую почву чреваты гибелью социализма. Социализм их должен либо отторгнуть, либо рискует умереть от несовместимости политических тканей, а значит — уступить место капитализму. Так случилось, например, с правами человека в СССР, которые — уже это-то идеологи КПСС знали — были разработаны для нужд буржуазного, а вовсе не социалистического государства.

Очевидно эти права понадобились тем, кто руководил Советским Союзом и не только для того, чтобы доказать США и другим странам Запада, что в СССР есть демократия. После смерти Сталина у правящей верхушки КПСС появилась в этих правах вполне практическая потребность. Но она была обусловлена чем угодно (стремлением сохранить себя и свою семью от произвола и репрессий, желанием сберечь от конфискации свои жалкие по нынешним временам квартиры и дачи со всем прочим имуществом, благами и привилегиями) кроме природы социализма, с которым права эти, в первую очередь право на частную собственность, несовместимы. История же капитализма и буржуазной демократии в России была слишком короткой, чтобы эти права могли утвердиться в сознании граждан. Для этого у нас, в отличие от капиталистического Запада, и даже бывших социалистических стран Европы, просто не осталось социальной базы — многочисленного класса мелких и средних собственников, которые и создают гражданское общество, т. к. «справного мужика» и составлявшего этот класс в дореволюционной России, «порушили». Китайцы в этом плане оказались куда мудрее нас — прежде, чем развернуть страну к капитализму, они начали воссоздавать такой класс. Вот поэтому такой разворот произошел у них почти что без потрясений.

При всем своем свободолюбии русский человек не смог обрести уважение к правам личности и к закону, ибо мы за всю нашу историю так и не создали, несмотря на многочисленные попытки — еще со времен «Русской правды» — нормального правового общества и нормального общегосударственного, общероссийского рынка. В дореволюционной России он начал складываться только к началу XX века. И наименее охотно шло в рынок крестьянство, которое составляло две трети населения страны. Несмотря на частые утверждения о том, будто Россия до революции «кормила всю Европу», среднее крестьянское хозяйство поставляло на рынок менее 400 кг хлеба, т. е. обеспечивало по минимуму всего двух едоков. По данным 1913 г. российские крестьяне продавали лишь 14,7 % производимого ими зерна, а остальные 85,3 % потребляли сами. Динамика потребления продовольствия до 1913 г. показывает, что патриархальный характер ведения хозяйства сохранялся в России вплоть до начала Первой мировой войны. После Октября 1917-го и вплоть до начала коллективизации мало что изменилось. А уже наладившиеся связи капиталистического товарообмена и кооперации были использованы для создания государственно-монополистической экономики социалистического образца. Для этого же, как порешили большевики, собственники были не нужны. Нужны были нищие и бесправные.