Антивыборы 2012. Технология дестабилизации России - [40]

Cо времен Петра Первого у нас спорят — годится России западная модель демократии, или надо выдумать нам свою, чуть ли не приспособив ее под традиции новгородского веча. Но спор этот по сути своей бесплоден. Менталитет русского народа и его социальная ориентация исторически сложились и поэтому применение опыта догосударственной Руси, равно как и опыта, скажем Франции или США в деле строительства рынка и демократического государства равным образом будут насилием над ним. Ни консерваторы (те, кто ратует за возвращение едва ли не к ведической традиции, неославянофилы и монархисты), ни российские реформаторы — будь то большевики, будь то демократы, — никогда этой диалектики, к сожалению, не понимали.

Политическая несвобода россиян и отсутствие соответствующей культуры свободного человека во многом обусловлены тем, что Россия слишком поздно начала переход к рынку. Крестьянские личные хозяйства до сих пор — и это в начале XXI века! — в том, что касается еды, обеспечивают всем необходимым сами себя, приобретая в городе, только чай, сахар, соль. И чем дальше от города, тем чаще встречается именно такое натуральное хозяйство.

Хорошо известно высказывание Ленина о том, что никакая политическая свобода не удовлетворит голодные массы. Идея основателя СССР была в принципе правильной, как в русской сказке — сначала накорми, а потом веди разговоры. Другое дело, что накормить народ досыта большевики так и не смогли, а народа извели больше, чем все завоеватели Руси за всю ее историю. За 70 лет существования СССР проблема обеспечения населения продовольствием так и не была решена до конца. Произошло это в первую очередь потому, что сразу же после Октябрьской революции началось планомерное разорение крестьянства — будущим трудармиям Троцкого нужны были сотни тысяч новых пролетариев, а красным маршалам — пушечное мясо для мировой революции. В 1972 году А.Н. Яковлев, будущий идеолог перестройки, а тогда еще верный марксист-ленинец, служивший по пропагандистской части и при Сталине, и при Горбачеве, в своей известной антирусской статье в «Литературной газете» писал в оправдание «перегибов» военного коммунизма и коллективизации, что «справного русского мужика необходимо было порушить». Яковлев в той же статье выступил и против «русской идеи» и непосредственно против Бердяева. «Порушить» решили все — от русской деревни до русской культуры. Рушили основательно, не жалея ни старых, ни малых. Русь рушили. Одновременно с «раскулачиванием» в деревне (к середине 1930 г. в колхозы передали, т. е. конфисковали, уже свыше 320 тысяч «кулацких хозяйств») был ликвидирован, в том числе, как и кулачество, физически целый класс мелких собственников, ремесленников и торговцев в городе. Был обрушен таким образом не только общероссийский рынок продовольствия, но и рынок потребительских товаров, нормальных бытовых услуг. Удар был нанесен в самое сердце России. В стране начался страшный голод, по всем параметрам подходивший к понятию «голодомор».

В политических свободах, равно, как и во многих других, даже гарантированных конституцией, русским людям было также де-факто отказано, как и в праве на достойную человека жизнь. Более того, провозгласив для проформы свободу совести, большевики начали с корнем выкорчевывать русские общинные традиции и православную религию. Известны указания В.И.Ленина ЧК «расстрелять как можно больше попов и монахов».

Я напоминаю обо всем этом вовсе не для того, чтобы вновь показать, какой катастрофой обернулась большевистская революция для России. Пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем человечество сумеет оценить эту революцию по достоинству и осмыслить ее социальный опыт. Вполне возможно, что в исторической перспективе она принесла человечеству в целом, и даже русскому народу, принявшему от коммунизма неимоверные страдания, куда больше пользы, чем вреда. Ведь оправдывают же теперь Великую Французскую революцию. А уж там голов нарубили тоже немало.

Для России, страны, «с переходной экономикой» очень важно понять другое: мог ли русский народ после трагического даже не столько провала, сколько срыва, коммунистического эксперимента воспринять эксперимент реформаторов-антикоммунистов, американофильство либералов и западничество рыночников? Совместимы ли русская духовность, русский образ жизни и наши вековые традиции, освященные православием, с нехитрыми ценностями потребительского общества?

Наверное, после всех тех опытов, которые на русском народе ставили, как на собаке Павлова, у него выработался такой же стойкий рефлекс недоверия к реформаторам, как у китайцев, которые желают своим худшим врагам, чтобы их дети жили в век перемен. К большевикам русский народ, как когда-то к монголам, все-таки притерпелся и приспособился. Да и большевики, перебив тех орлов без роду и племени, которые свирепствовали в первый годы революции, организуя сословный геноцид русского народа, постепенно обрусели и после Второй мировой войны лютовать стали меньше. Раны революции зарубцевались в душе и памяти русского народа. Но шрамы остались. По данным российских социологов, большинство россиян не хочет возврата к коммунизму, но и реформаторов то же большинство на дух не воспринимает. Общество наше находится в переходном состоянии не только в экономике, но и в том, что касается его социальной, культурной и нравственной ориентации. Пока непонятно, куда мы идем. Какие у нас ориентиры?