Антитезис - [49]

— Подождите, — старик тронул Диму за плечо.

— Что еще?

— Вы же к метро направляетесь? Не будете возражать, если я составлю вам компанию? Мне бы хотелось продолжить наш разговор.

Дима со злостью повернулся и заглянул в лицо собеседнику, намереваясь сказать «нет» в самой, что ни на есть, резкой и категорической форме. Но встретился со спокойным взглядом светло-серых глаз и как-то разом растерял всю свою злость.

— Или вам моя компания неприятна? — мягко поинтересовался старик.

Дима посмотрел вокруг — на огибающий их безучастный людской поток — и покачал головой.

— Нет. Я не против. Можете продолжать.

— Тогда пойдемте. Мне тоже холодно. И пусть мой холод — скорее свойство меня самого, нежели температуры воздуха вокруг, в такую погоду он чувствуется особенно сильно.

И старик, неожиданным для его лет бодрым шагом, пошел в сторону метро. Дима пожал плечами и пошел следом.

— Давайте вернемся к теме нашего разговора. А именно — к попрошайкам и нищим.

— Я их не выношу, — сказал Дима.

— Ага! — радостно воскликнул старик, — я так и знал. Вы все-таки лукавили, говоря о своем отношении к попрошайничеству, как к явлению. Не-е-т, милейший, корни вашего неприятия отнюдь не в попрании сим явлением законов бытия, корни — в вашем отношении к участвующим в нем людям. Вы не любите нищих!

— Вот здрасте, — удивился Дима, — а за что их любить? И вообще — кто их любит?

— Простите, я некорректно выразился, — старик досадливо махнул рукой, — вы не приемлете нищих. Вы не испытываете к ним сочувствия, так?

— Ну, — это было определенно так, но Диме почему-то было неприятно в этом признаваться, — да, пожалуй. Мне кажется, они не заслуживают сочувствия.

— Как вы жестоки к самому себе! — покачал головой старик.

Дима опешил так, что просто замер на месте. Старик спокойно шел дальше и, опомнившись, Дима припустил за ним бегом.

— Объясните! — потребовал он, догнав шустрого старикана.

— Проще простого. Человек эгоцентричен по природе своей. Подсознательно он всегда уверен, что во вселенной существует только один настоящий человек — он сам. А все остальные — лишь порождение его воображения. Поэтому отношение человека к другому человеку — это отношение его к себе самому, но находящемуся в иной ситуации. Ты не принимаешь нищих, потому что этой судьбы для себя ты боишься больше, чем любой другой. Если бы попрошайничества не существовало вообще, тогда б оно тебе не угрожало, ведь так?

Они спустились в переход, но Дима даже не заметил этого.

— А боишься ты нищеты, потому что вполне допускаешь такой вариант развития событий, когда это ты будешь сидеть на холодном полу перехода, — старик кивнул в сторону сгорбившейся в темном углу фигуры, — в вонючей грязной одежде. И это перед тобой будет лежать картонная коробка с ответом на последний оставшийся вопрос бытия — хватит вечером на бутылку или нет.

Дима зажмурился, пару раз резко вдохнул сквозь сжатые зубы.

— Кто бы говорил, — зло сказал он.

— Почему? — удивился старик. Искренне удивился. Выставил вперед руку, одетую в штопаную трикотажную перчатку

— Во-первых — он загнул большой палец, — уж кому говорить, как не мне? А? А во-вторых — старик загнул все пальцы, кроме среднего, — я-то нищеты не боюсь. Хе-хе-хе.

— Ну и что же мне нужно сделать, чтобы перестать бояться нищеты? — желчным тоном поинтересовался Дима.

— То же, что и с любым страхом, — старик хмыкнул, — боишься чего-то — сделай шаг навстречу своему страху. Увидишь нищего — подай ему. Столько, сколько и сам был бы рад получить.

Дима вытаращил глаза, потом расхохотался.

— Браво! — сказал он, хлопая в ладоши, — брависсимо! Честное слово, я просто восхищен вами. До последней секунды я и помыслить не мог… право же, будь все нищие такими, я бы к ним совсем по-другому относился.

Старик нахмурился и попытался что-то сказать, но Дима не дал.

— Сколько я сам был бы рад получить — это все же жирновато будет, но полтинник ты заработал честно, — веселясь, сказал Дима и полез за бумажником.

— Дурак! — рявкнул старик так, что шедшие вокруг люди замедлили шаг и заозирались. Дима замер с бумажником в руке и кривой улыбкой на лице.

— Дурак, — тише повторил старик, — не нужны мне твои деньги! У меня, слава богу, пенсия какая-никакая есть, да и квартира имеется. Ни черта ты не понял. Как только я перестал быть пугалом в твоих глазах, ты сразу полез за деньгами. А смысл? Иди — посмотри в глаза своему страху! Вон — ему дай, — старик махнул рукой в угол перехода.

— Нет, — сказал Дима, пряча бумажник, — он их все равно пропьет. То, что хозяин не отберет.

— Ты бы пропил? Тогда конечно, пропьет.

— Можно подумать, это от меня зависит, — буркнул Дима, — и вовсе я себя на его месте не представляю.

— Тогда какое тебе дело? Пусть пропьет. Что ты его по себе-то равняешь, раз себя на его месте не видишь? Это тебе — молодому и здоровому — пьянствовать зазорно. А ему больше ничего и не осталось. Так подари ему маленький воздушный шарик надежды. Конечно, один маленький шарик не сможет поднять весь его груз несбывшихся надежд, ну так это и целому дирижаблю не под силу. А так — пусть ненадолго, но человек будет счастлив и безмятежен.