Антитело - [28]

— Можно мне взять машину?

— Зачем?

— Хочу съездить в Горенино.

Дядя долго смотрел на него и молчал, с трудом переключаясь со своих недавних размышлений на Глеба.

— Ты… — начал он и снова умолк. — Осторожнее.

— Хорошо.

— Мы все должны быть очень осторожными.

— Конечно.

Дядя повернулся в кресле и оперся рукой о сидении. Ладонь соскользнула, и он вздрогнул.

— Что ты задумал?

— Хочу посидеть в библиотеке. Думаю, для этого пришло время.

— В библиотеке…

— Можно?

Обветренная рука опустилась на плечо племянника.

— Глеб, не надо ходить в лес. Ты меня понял?

— Да.

— Не тормоши…

— Машина? Можно?

Дядя убрал руку.

— Бери.

— Спасибо.

Глеб захлопнул дверь и быстро пошел по направлению к дому. Дядя смотрел ему вслед, рассеянно вытирая вспотевшую ладонь о штанину.

Двенадцать лет назад…

Отец легонько пнул ближайшую коробку с крестами и посмотрел на Сергея.

— Ну что, сын? Что делать будем?

Тот задумчиво скреб ногтями подбородок и молчал.

— Что молчишь-то?

— А что говорить?

— Что говорить…

Находка, жуткое сокровище, скрытое под землей и найденное случайно во время подготовки поля, выбила их из колеи. Они обсуждали ее два дня, отложив все дела, несмотря на то, что времени рассуждать не было. Кресты — это еще куда ни шло, но то, что они обнаружили после них, заставило новоявленных фермеров оцепенеть от ужаса.

Продолжать осваивать поле — означало в буквальном смысле слова ходить по костям. Это было страшно, кощунственно. Но, с другой стороны, если смотреть на вещи трезво, к чему призывал Сергей, ничего особенно ужасного в этом не было. Нельзя отказываться от земли, которая досталась с таким трудом только из-за того, что у кого-то поджилки тряслись, как у ребенка после страшных сказок. Сергей не сказал этого отцу прямо, но такой необходимости и не было.

Отец говорил ему, что плохо жить на земле с таким грузом. Суеверия или нет, но это аукнется. Так или иначе. И привозить сюда семью… — что им сказать?

Сергей заявил, что ничего говорить не будет — нечего говорить. А от земли он не откажется. Это все, что у него есть.

На том, в конце концов, и порешили. Кресты спрятали, а яму с костями в дальнем конце поля засыпали землей.

Отец так и не дожил до зимы. Его убил инфаркт. Сергей перевез семью на ферму. Насовсем.

Это было двенадцать лет назад…

— Черт! — он шарахнул кулаком по приборной доске, да так и застыл, глядя на удаляющуюся фигуру Глеба.

9

Машина погрузилась в туман и медленно поплыла по направлению к лесу. Глеб напрягся, настороженно глядя вперед, но деревья стояли по-прежнему неподвижно, как будто утреннее происшествие было всего лишь сном. Благополучно преодолев опасное место, он, через несколько минут, выбрался на шоссе и нажал на газ.

В окнах загудел, завыл ветер. Высокие ели по обочинам величественно кланялись, словно приветствуя его. От ярких красок зарябило в глазах, уже успевших отвыкнуть от разнообразия цветов. Он глубоко вздохнул и ощутил запах леса и дыма. Из магнитолы полилась громкая музыка: Макаревич пел про новый поворот. Глеб стал ему подпевать, громко во весь голос, словно изрыгая из себя что-то плохое, выбрасывая это вместе со словами, вдыхая воздух шоссе — новый и чистый.

Поездка пролетела незаметно.

Глеб остановился на прежнем месте и вышел из машины. Губы сами собой растянулись в улыбку. Нормальность: концентрированная, ничем не разбавленная обыденность окружила со всех сторон…

«…и это просто здорово!»

Здесь все было правильным: люди, стоящие на автобусной остановке с пакетами и сумками; торговка у обочины, похожая на раздувшийся гриб; дети, играющие возле памятника. Ощущение было такое, будто он поднялся к поверхности из темной и холодной глубины. Никакого больше давления, никакой тишины — мир вокруг был ярким, полным шума и движения — живым. Человеческие голоса заглушал громкий лай собак. Двое грузчиков носили ящики из разбитой «Газели» в магазин. Жизнь, словно река, окружила со всех сторон и сомкнулась за спиной, приняв к себе без условий и входных билетов. Приняла, как своего. Все еще своего.

Глеб посмотрел на небо. Оно было по-прежнему чистым и ясным, только далеко у горизонта скапливалась чернота. Он долго смотрел туда, смотрел, как на что-то плохое, но давно знакомое — темное покрывало, повисшее возле этого островка света и суеты. Это зрелище вернуло его к действительности. Глеб закрыл машину и направился к библиотеке.

«Здесь она живет».

Он вспомнил, как сидел у Насти на кухне. Ощущение уюта и восторга вернулось с ярчайшей, неистовой силой, будто и не исчезало вовсе, вытесненное болезненными и мрачными событиями последующих дней. Именно так должен выглядеть и восприниматься дом — место, куда хочется вернуться, где хочется жить и любить. Глеб почувствовал это совершенно отчетливо и одновременно понял, что почти позабыл эти эмоции, они стерлись и стушевались, заменились другими.

«И я ведь сжился с ними. Удивительно, как быстро можно приспособиться к новым обстоятельствам. Даже таким диким. Привыкнуть, как к чему-то заурядному. Сначала и страшно и противно, а через день-два — вроде и ничего. И терпимо. Пока не вылезет что-нибудь и снова — мордой об стол».