Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца - [22]

Встречаясь с Корчным за шахматной доской, многие из нас не раз сталкивались с проявлением его зазнайства и бестактности. Многое прощалось Корчному, щадилось его болезненное самолюбие, а эта терпимость, видимо, воспринималась им как должное. Теперь, попросив защиты от надуманных преследований у голландской полиции, Корчной свои мелкие личные обиды пытается возвести в ранг международных проблем.

Решительно осуждая поведение Корчного,. мы полностью одобряем решение Шахматной федерации СССР о его дисквалификации и лишении спортивных званий».

Рядом с тем же заголовком было помещено и отдельное осуждение чемпиона мира А. Карпова:

«Решение В. Корчного изменить Родине меня глубоко поразило и огорчило. Поразило потому, что, вопреки нынешним утверждениям Корчного, никаких помех для его творческой деятельности в стране, которой он обязан всем, что помогло полностью раскрыть его дарование, не было и не могло быть.

Наоборот, всем известно, что для него, как и для всех советских спортсменов, были созданы условия, о которых наши коллеги на Западе могут лишь мечтать. Утверждать обратное нечестно и непорядочно.

Огорчило потому, что шаг, сделанный Корчным, ставит под угрозу всю дальнейшую творческую деятельность этого шахматиста (это уж точно! — В. К.).

Разделяя возмущение советской общественности недостойным поведением Корчного, я поддерживаю решение Шахматной федерации СССР о лишении его спортивных званий и права представлять на мировой арене советскую шахматную школу».

Мало того, что Советская федерация дисквалифицировала меня — она еще и решила поставить перед Международной шахматной федерацией вопрос о моем исключении из предстоящих матчей претендентов на первенство мира! Письмо с таким предложением было послано на осенний конгресс ФИДЕ.

Как и в Организации Объединенных Наций, в ФИДЕ немалая часть голосов тогда контролировалась советскими. Но тут мне повезло. Конгресс, как и Всемирная шахматная олимпиада, проходил в Хайфе, в Израиле. Бойкот Израиля — один из устоев тогдашней советской внешней политики (видимо, корни этого нужно искать в основах политики внутренней). Так что на Олимпиаду и конгресс Советский Союз и страны соцлагеря не явились. В их отсутствие письмо шахматной федерации СССР было зачитано, но за абсурдностью даже не обсуждалось.

Вот еще когда началась политическая борьба вокруг моего Матча с Карповым!

По сути дела это письмо явилось объявлением мне бойкота. в вилам ФИДЕ, запрещающим бойкот в официальных соревнованиях, советские были вынуждены подчиниться, но во всех личных турнирах они меня стали бойкотировать, известив организаторов, что не будут принимать участия ни в одном турнире, где играю я. Этот жестокий бойкот был очень чувствителен (за семь лет я был вынужден пропустить 53 крупных международных турнира!). Демонстрируя свою мощь, Советская федерация угрожала не только моему существованию как профессионального гроссмейстера, но и существованию самой ФИДЕ, в уставе которой записано, что она выступает против политической, религиозной, расовой и какой-либо другой дискриминации...

ТРОЙНОЙ ЗАСЛОН

Итак, предварительный этап политической борьбы я выиграл, сохранив право бороться за мировое первенство. Однако, чтобы вновь встретиться с Карповым, нужно было еще урегулировать кое-какие «шахматные детали», то есть выиграть три претендентских матча у советских шахматистов.

Чувствовал ли Карпов, что ему в скором времени предстоит новая встреча со мной? В феврале 1977 года агентство печати «Новости» взяло интервью у ряда гроссмейстеров в связи с началом матчей претендентов. Запомнилось мне интервью с Карповым. Он заявил, что в прошлом считал мои шансы в борьбе за первенство мира высокими, но теперь, когда я покинул СССР, я потерял в его глазах очень много — и как гражданин, и как личность, и как шахматист. Приехав через две недели в ФРГ, он высказался более определенно: сообщил западному миру, что, по его мнению, состязания претендентов выиграет Корчной! Что ж, отбросив в сторону официозный бред, частенько исходивший из уст официального чемпиона мира, воздадим должное Карпову: ему нельзя отказать в объективности и даже прозорливости!

В обстановке глухой враждебности проходило первое испытание — матч с Петросяном. Шахматные силы были абсолютно равны, но нервы у меня оказались крепче. Я выиграл со счетом 2:1 при 9 ничьих.

Спокойнее сложился матч с Полугаевским. Я оказался заметно сильнее противника на шахматной доске, нервы у меня снова оказались крепче, да и помощь моих секундантов была более действенной. Результат — 5:1 при 7 ничьих.

Свой третий и последний отборочный матч я играл со Спасским. На протяжении многих лет мы были в приятельских отношениях, а в 70-е годы у нас появилась и общность политических взглядов. Спасский добился, казалось бы, невозможного: чуть ли не единственный из миллионов наших эмигрантов он получил двойное гражданство и, сохранив советский паспорт, переселился в Париж!

Мы начали матч приятелями, а закончили его врагами. Заверяю читателей: я не держу зла на Спасского. Единственное, чего я не могу простить человеку с антитоталитарными взглядами,— что он позволил превратить шахматное поле боя в испытательный полигон против меня. Но не надо забывать: Спасский несколько лет боролся за свою политическую самостоятельность, а получил разрешение на выезд «случайно» ровно через месяц после моего бегства из Союза.