Антисемитизм в древнем мире - [39]
Этот взгляд подтверждается бесспорными фактами. До похода Александра Великого процесс эллинизации палестинских греков еще чуть начинался. Партикуляристические тенденции еще преобладали. Александр Великий, не имея оснований не любить евреев, повидимому, отнесся к ним сочувственно (см. выше стр. 82 прим.; Bertholet, о. с. стр. 196 слл.). В это время эллинизованный еврей был еще чрезвычайной редкостью; ученик Аристотеля Клеарх (fr. 7 R) с большим удивлением рассказывает: «Этот человек был евреем из Палестины. Эти евреи происходят от индийских философов. Индусы называют философов «каланами», а сирийцы, — «евреями». Этот человек был греком (теперь мы сказали бы — европейцем) не только по языку, но и душой. Он познакомился с нами и некоторыми другими учеными, чтобы узнать, какова наша мудрость. Но сойдясь с большим количеством ученых, он большему научил их, чем от них научился». Мы видим, что в эту эпоху, когда ассимиляция только начиналась и евреи, приобщенные к эллинской культуре, были еще редкостью, греческая интеллигенция относилась к еврейству с большим сочувствием и симпатией: евреи считались философами и мудрецами par excellence». Однако, в ближайшее время эллинизация пошла более быстрым темпом, и наряду с этим растет неприязнь к евреям. Об этом свидетельствует живший при первом Птоломее Гекатей Абдерский (fr. 9 R § 9): «Позже, при господстве персов и победивших их македонян, вследствие тесного соприкосновения с иностранцами, многие из исконных еврейских установлений перестали соблюдаться»[64]. И у этого же Гекатея, как мы видели выше (стр. 83), мы находим первые признаки неприязни к евреям; в частности этот же Гекатей обвиняет евреев в партикуляризме (выше стр. 112).
Царствование Антиоха IV было расцветом эллинистических тенденций в Палестине (см. Wellhausen, Israel, und jüd. Geschichte 241 слл. 252 слл.), и именно к этому времени относится первое жестокое гонение на евреев — «мерзость запустения» Аінтиоха IV (выше, стр. 85). Насилия Антиоха IV вызвали на короткое время националистическую, а, след., и партикуляристическую реакцию в Палестине. Любопытно, что (как мы отметили уже выше на стр. 86) для этого времени (165–106 г.) в эллинистической Азии не засвидетельствовано никаких проявлений антисемитизма ни в литературе, ни в правительственной политике.
Вся дальнейшая эпоха, как мы видели из примеров, сопоставленных выше, на стр. 116–120, есть время интенсивной ассимиляции, время, когда еврейская интеллигенция насквозь пропитывается эллинистическим духом. И в то же время именно эта эпоха характеризуется небывалым дотоле напряжением антисемитизма (см. выше, стр, 88 слл.).
Итак, мы приходим к выводу: усиление ассимиляционных тенденций в еврействе всегда вызывало усиление антисемитизма и, в частности (что звучит особенно парадоксально), усиление обвинений в партикуляризме.
Очевидно, тот «партикуляризм», который навлекал гнев иноплеменников на евреев, — нечто совершенно иное, чем «китайская стена» Моммзена и Шюрера, равно как еврейская ассимиляция — не та, равносильная национальному самоубийству ассимиляция, которую ожидают от евреев их «хозяева» (напр. Моммзен в брошюре: «Auch ein Wort über unser Judentum», Berlin 1880). Вилькен (Zum alex. Antisemitismus 785 пр. 1) справедливо замечает: «Впрочем, евреи; даже если они после этого (после Антиоха Эпифана, почему после? С. Л.) и усваивали эллинистическую образованность, в глубине души всегда оставались евреями». К такому же заключению приходит и Шюрер: «Пусть родным языком евреев диаспоры был греческий, пусть с точки зрения фарисейства их отношение к предписаниям еврейского закона было верхом распущенности и греховности, пусть они считали не существенным и вовсе не соблюдали многое из того, что казалось фарисеям существенным и необходимым: в глубине души они оставались евреями и во всем действительно важном чувствовали себя единым целым со своими братьями в Палестине» (о. с. 92).
