Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность - [9]

Однако не подлежит никакому сомнению, что уже во время составления этого труда Кантемир в умственном отношении и даже в наблюдательности превзошел не только своих сверстников, но и большинство образованных людей того времени. В «Симфонии» трудно отыскать признаки этого необычайного развития умственных способностей и наблюдательности. Но если принять во внимание, что всего несколько лет спустя он начал писать свои сатиры, которые принесли ему славу, то мы вынуждены будем признать, что тщательное образование, полученное Антиохом Кантемиром, его близкое знакомство с Россией и русским народом как следствие его путешествий и жизни в деревне соединились в нем с совершенно необыкновенными умственными способностями и что все это вместе дало ранний, но пышный цветок на ниве нашего родного слова, нашей гражданственности и просвещенного нашего патриотизма.

Но, возвращаясь к первым проблескам литературной деятельности Кантемира, мы должны отметить, что в том же 1726 году, когда отдана была его «Симфония» с посвящением Екатерине I в типографию, он перевел с французского «Некое итальянское письмо, содержащее утешное критическое описание Парижа и французов». Неизвестно, по собственному ли побуждению он принялся за этот перевод, оставшийся ненапечатанным. Он сам говорил, что сделал этот выбор для упражнения во французском и славяно-российском языках. Но если выбор сделан им действительно самостоятельно, то переведенная им книга имеет несомненное биографическое значение. Дело в том, что в ней осмеиваются французские нравы, с которыми до известной степени были знакомы и образованные русские того времени или, по крайней мере, сам Кантемир и его семья. Если он, составляя «Симфонию», имел в виду удовлетворить потребности более удобного отыскания текстов святого Писания, т. е. практической цели, то, очевидно, переводя критическое описание Парижа, он давал волю собственной потребности осмеивать то, что было в людях ненормального или смешного. В этом отношении выбор Кантемира интересен, как интересно и то, что он три года спустя, т. е. в том году, когда написана была его первая сатира, перевел единственный сохранившийся до нашего времени философский разговор ученика Сократа, Кебеса, озаглавленный «Картина» и по содержанию своему составляющий рассуждение о целях человеческой жизни. В этой «Таблице Кевика философа» выражены взгляды на жизнь, во многом соответствующие философским взглядам, которых придерживался в течение всей своей жизни сам сатирик. Характерно, что в предисловии к этой книге 20-летний автор говорит, что «если бы люди прилежно словам философа внимать хотели, могли бы жить гораздо покойнее», что это побудило автора «издать на нашем языке сей древней премудрости остаток» и что он «нарочно прилежал писать сколько можно простее, чтобы всем вразумительно». Отсюда видно, что уже в ранней молодости Кантемир озабочен был мыслью о всевозможном распространении знаний как самой верной основы человеческого благополучия, и, кроме того, что уже тогда в нем выработалось убеждение, которым он руководствовался во всей своей дальнейшей деятельности, именно, что легче всего упомянутая цель может быть достигнута путем распространения правильных взглядов на нравственность и осмеяние человеческих слабостей. Отсюда и то расположение к нравственной философии, которое угасло в нем лишь с жизнью.

Тут мы должны упомянуть еще об одном из учителей Кантемира, имевшем наряду с вышеуказанными несомненно значительное влияние на сатирика. Говоря о познаниях, которые получил Кантемир в детстве, мы не упомянули о том, что он некоторое время состоял учеником знаменитой Заиконоспасской академии. Мы не упомянули об этом, потому что не могли собрать точных сведений, сколько времени, собственно, он обучался в этом рассаднике русской образованности, которому и Ломоносов обязан своим первоначальным образованием. Но мы не можем себе представить, чтобы оно продолжалось долго, отчасти потому, что Кантемир уже очень рано расстался с этой академией, а во-вторых, и потому, что склад его ума принял во многом совершенно иное направление, чем у Ломоносова. Оба они ставили науку чрезвычайно высоко, но и в отношении к науке наблюдается между ними большое различие. Ломоносов преклонялся перед нею; для него не было высшего наслаждения в жизни, как воспринимать ее и работать в этом направлении. Кантемир же смотрел на науку больше с утилитарной точки зрения: он искал в ней указания, как бы осчастливить людей, а вместе с тем его гораздо больше, чем Ломоносова, занимала действительность. Отсюда и глубокое различие в чисто литературных трудах обоих писателей: в одах Ломоносова русская действительность отражается весьма слабо; Кантемировы же сатиры являются первой попыткой воспроизвести русскую действительность в художественной форме. Оба они были лириками, но лиризму Ломоносова свойствен пафос, восторженное преклонение пред высшими благами человеческого духа; лиризму же Кантемира свойственна умная, добрая по существу, хотя подчас едкая по форме насмешка. При тождественности их основного стремления, направленного к обеспечению блага отечества, они должны были бы прийти к схожей литературной деятельности, если бы в молодости и в детстве подчинены были схожим влияниям. Но они совершенно разошлись в этом отношении, и поэтому мы не можем утверждать, что пребывание Кантемира в Заиконоспасском училище отразилось на нем сколько-нибудь сильно. Даже влияние Ильинского, ученика того же училища, оказалось в этом отношении слабо. Его трескучие фразы могли, путем постепенного совершенствования, дать в результате нечто вроде ломоносовских од; но у Кантемира они отразились лишь в произведениях, посвященных прославлению сильных мира сего, – в тех произведениях, в которых сам сатирик себя спрашивает: