Антиквар - [64]

— Верно. Но чашу весов перевесил укоренившийся в сознании стереотип. Следственные органы у нас не привыкли копать глубоко. Если есть подходящий кандидат, обвинение, вероятнее всего, предъявят именно ему.

— Вы так спокойно об этом говорите?

— Но вы же со мной согласны?

— Пожалуй, Но я лицо свободной профессии, а вы — представитель этих самых следственных органов.

— И что же? Если я буду утверждать обратное, вы измените свое мнение?

— Разумеется, нет.

— Тогда какой смысл врать?

— Господа, по-моему, вас понесло в философские дебри.

— Отнюдь, Лиза, мы просто сверили некоторые позиции. И это правильно. Но и вы тоже правы, пора переходить собственно к делу.

— Простите. Прежде я все же хотел бы понять позицию Юрия Леонидовича, после того как ему стало все известно.

— Позицию?

— Иными словами, простите уж за банальность, верите ли вы мне? Вот в чем вопрос.

— Вопрос понятен. Ответить, однако, не смогу.

— Сейчас?

— Сейчас. Да и вообще, пожалуй. Вера, Игорь Всеволодович, категория нематериальная, я же не то чтобы кондовый материалист, но профессионально обязан оперировать исключительно материальными факторами. Они же в сумме образуют убежденность. Касательно вас — сегодня, сейчас — я не могу быть убежден ни в чем. Однако то обстоятельство, что в нарушение многих должностных инструкций, вопреки профессиональной этике, в конце концов, я здесь и — заметьте — не рекомендую вам немедленно сдаться людям, которым, надо полагать, из-за вашей выходки сейчас ох как несладко, — говорит о многом. Вопреки, в нарушение… и так далее я готов оказать вам содействие в… сборе информации, отыскании фактов, сумма которых, надеюсь, убедит меня и прочих в вашей невиновности. Господи, я, кажется, сказал речь.

— Ничего. Она была веской.

— К тому же я почти вынудил вас. Но, клянусь, больше ни одного лирического отступления.

— Что ж, поехали. Итак, налицо два убийства, которые весьма изобретательно пытаются повесить на вас.

Вопрос первый — кто пытается? Не будь Морозов второй жертвой, я бы всерьез рассматривал его кандидатуру. Хотя, судя по вашему рассказу, он без особого труда завоевал ваше расположение.

— Это плохо?

— Плохо. Сам по себе господин Морозов — личность интересная, яркая, небесталанная и в высшей степени амбициозная.

— Был.

— Да, был. Однако все эти выдающиеся свойства были направлены исключительно во благо и на пользу господина Морозова, а вернее — его возвышение. Про амбиции я упомянул не случайно. Амбиции и высокомерие.

Последнее сыграло с ним довольно злую шутку. Морозов действительно опоздал к дележке основных пирогов, однако вовсе не потому, что был ленив, как объяснил вам. Вовсе не ленив. Но — высокомерен, из тех, знаете, .

«кто почитает всех нулями». И полагал, что без него ничего серьезного не свершится. Тот же Лемех — простите, Лиза, за напоминание — тем временем такой кульбит исполнил под носом у компетентных, как принято говорить, органов. Хотя какая, к черту, компетентность! В истории с Лемехом — классическое головотяпство. Если не хуже. Словом, Морозова обошли на повороте многие, но он — надо отдать должное — в депрессию не впал, счеты с провидением сводить не стал и, похоже, даже не озлобился. Сделал выводы — и принялся за дело. Учитывая новые исторические реалии. История с «Русским антиквариатом» — замысел грандиозный и отнюдь не такой уж фантастический, как может показаться. Свершись он, нефтяные магнаты ощутили бы себя торговцами «Сникерсами». Он был умен, этот Андрей Морозов, безупречно вычислил национальные достояния, еще не приватизированные и не пущенные с молотка. За «Русским антиквариатом» должен был последовать «Русский соболь». Ситуация с пушниной в стране дичайшая. Большую часть драгоценного меха мы продаем на питерском аукционе, сами довольствуемся контрабандными шкурками, не самой качественной продукцией зверосовхоза — то бишь объедками с собственного стола. Но я отвлекся…

В поле нашего зрения создатель «Русского антиквариата» попал именно в тот момент, когда попытался организовать идеологическое прикрытие акции. Повторяться не стану, он достаточно емко изложил идею Игорю. Общественное мнение предполагалось всколыхнуть эпидемией криминала вокруг антикварного бизнеса. Разносчиками заразы — по замыслу Морозова — должна была стать не привычная уже братва, а популяция особей с политическим окрасом. Как выразился тот подонок, что первым явился к Игорю «Русской стариной должны торговать русские люди». Это был своего рода девиз. Сколько бы Андрей Викторович ни пел про ислам и неоглобализм. На вооружение была взята исключительно идея пан-славянизма, причем в самой порочной форме. Потому идеологическая работа сочеталась с полноценной боевой подготовкой. Историко-патриотические лагеря, рыцарские турниры и прочее полезное вроде бы и приятное времяпрепровождение подростков — были организованы с профессиональным размахом. Нам по крайней мере известно о тридцати семи юношеских военно-патриотических и военно-исторических организациях, которые были созданы исключительно на средства Морозова и развивались под его непосредственным патронажем. Не только в Москве, разумеется. Скорее уж ставка делалась на провинцию. Всего он собрал под свои знамена порядка пяти тысяч юнцов, в основном мальчишек. От тринадцати до восемнадцати лет и старше. Но есть и девицы. Такие дела.