Антик с гвоздикой - [10]

Марфуша в деланом смущении отвела глаза.

— Пришлось, барышня, ведь он, идол проклятый, если сказал, что не скажет, то и взаправду не скажет, даже на дыбе молчать будет.

— Ну и как, сладко?

— Ой, сладко, барышня, дюже сладко! — Марфуша почти уткнулась носом в ее ухо и едва слышно прошептала: — Он потом меня на сеновал звал, но это уж совсем баловство! Я пригрозила ему, что непременно вам пожалуюсь, а он… он…

Девушка покраснела и отвернулась. Ксения взяла ее за подбородок и развернула к себе лицом.

— И что же он?

Марфуша закрыла лицо руками и смущенно выпалила:

— А он, собачий сын, заржал, что тот жеребец, и говорит, его, дескать, и на барышню, то есть на вас, хватит, конечно, если попросите. А то ему жалко, что такая краса на корню засыхает.

— Твой Евсей дождется, что я самолично оттаскаю его за чуб или прикажу конюху солеными розгами по одному месту отходить. Тогда посмотрим, чья красота раньше времени засохнет.

— Да ну его, охальника! — махнула рукой Марфуша. — Лучше слушайте, чего я вам скажу…

Прижавшись друг к другу, девушки некоторое время о чем-то возбужденно шептались, изредка смущенно пересмеивались, а то вдруг прыскали в ладонь или, забывшись, принимались смеяться во весь голос, но тут же спохватывались, испуганно озирались по сторонам и опять переходили на шепот.

— Вот и все, что Евсейка сумел узнать, — Марфуша весело подмигнула Ксении. — Особливо, говорит, второй барин, приятель князя, ему показался. Резвый и веселый, а красавец из себя, каких поискать! Князь тоже ничего из себя, но суров и молчалив, верно, как ваша сестрица, барышня?

— Ну, ты и придумала, — рассмеялась Ксения, — нашла с кем Наташу сравнить! Он небось усатый да бородатый?

— Насчет бороды не ведаю, про то Евсей не сказывал. Усы, говорит, у князя есть, а у второго барина напрочь отсутствуют. Без усов-то, барышня, лучше, не колются, стало быть, когда целуешься! — Марфуша мечтательно закатила глаза, но не выдержала и прыснула в ладонь. — У Евсейки что усы, что боро-дища, как щетина у кабана, жесткие да колкие.

— Так не водись с ним, раз уколоться боишься.

— Так люб же он мне, барышня, хотя и варнак, каких еще поискать, — протянула жалобно Марфуша и сконфуженно улыбнулась. — Он меня сватать по осени хочет, ежели, конечно, барыня позволит. — Девушка с мольбой посмотрела на Ксению. — Как вы полагаете, не будет она противиться, если я за кузнеца пойду?

— Я попробую с ней поговорить заранее, конечно, если твой Евсей за ум возьмется. Наташа уже сама думала о том, чтобы женить его поскорее, а то слишком много воли ему дали, избаловался, нахальничает, насмешничает без меры.

— Непременно поговорите, барышня, непременно! — всполошилась Марфуша. — А то подберет ему барыня в наказание вдову с кучей детишек, а мне что ж, топиться тогда в озере?

— Ну, уж так сразу и топиться? — Ксения дернула подругу за косу. — Будто на твоем Евсее свет клином сошелся.

Марфуша сердито фыркнула и, освободив косу, перекинула ее на грудь.

— Когда сами полюбитесь, поймете, что значит сохнуть по дружку, на свиданки тайные к нему бегать… — Она порывисто вздохнула и обняла Ксению. — А как за руку-то друг сердешный возьмет, как в глаза глянет, про все на свете забудешь, за ним хоть на край свет пойдешь!

— Прямо-таки на край света? — рассмеялась Ксения.

— А вот посмотрим, барышня, что вы запоете, когда голову потеряете. И чует мое сердце, не уйти вам от этого, ни за что не уйти! Больно уж приятель у князя хорош! Голубоглазый, кудрявый! Евсей говорит, огонь, а не барин! И посмеяться всласть любит, как и вы, барышня! Вот бы вам познакомиться!

— Да куда уж мне! — вздохнула Ксения. — Наташа не позволит…

— А мы ей и докладывать не будем, — торопливо зашептала Марфуша, не забывая озираться по сторонам. — Завтра вроде вам позволено за ограду выехать?

— Позволено! — выдохнула Ксения. — Наташа в Матуриху на выпаса отправляется, так что до обеда ее не будет.

— А Евсей сказывал, князь с утра собирался объезжать свои земли, авось свидитесь и с ним, и с его приятелем. Семка нас в то место отвезет, где дорога недалеко от озера проходит. Там, правда, к воде не подъедешь, болота вокруг, но поляны очень уж красивые. Ромашки вовсю цветут, белоголовник… А барыне скажем, что решили цветов в комнаты набрать.

— Ты просто прелесть, Марфуша! — Ксения захлопала в ладоши. — А если они не посмеют к нам приблизиться? Ведь они наверняка уже знают, что Наташа не дозволяет на ее землях появляться.

— Ну, коли спужаются, то это их дело! Но смотреть-то им не запретишь? Думаю, они непременно вас заметят. Грех такую красоту не заметить! — Марфуша окинула Ксению придирчивым взглядом. — Платье свое голубое непременно наденьте и шляпку с лентами, ту, что из Парижу привезли…

— Зря ты, Марфуша! Платье это больше для бала подходит, чем для прогулки.

— А зачем его беречь, если барыня балы вовсе не проводит? — вполне резонно удивилась Марфуша.

— А как я объясню Наташе, зачем вырядилась в это платье?

— Так она ж ничего не проведает. Мы успеем вернуться до ее приезда из Матурихи.

— Но мне очень стыдно, — опять засомневалась Ксения, — они могут понять, что мы их нарочно дожидаемся. Это же неприлично! И не дай бог Наташа узнает!