Антиидеи - [9]
Значит ли все это, что интенсификация социально-нравственного общения и переживаний людей есть «благо само по себе», не вызывающее никаких проблем, противоречий, трудностей морального порядка? Не будем торопиться с подобным выводом.
В мире действительно наблюдается общая тенденция: интенсификация и рост межличностного общения. Целый ряд факторов определяет этот процесс: это прежде всего характер современной эпохи революционного перехода от капитализма к социализму, сопровождающегося бурным ростом исторической активности трудящихся масс, усиление социальной взаимозависимости индивидов, ломка традиционных социальных, национальных, расовых и иных барьеров, рост средств передвижения и миграции населения, развитие средств массовых коммуникаций, взрыв информации, убыстрение темпов общественной жизни и т. п. В общем и целом, умножение числа межличностных контактов может способствовать развитию общительности, морального взаимопонимания, солидарности между людьми. Это тот громадный «океан» современных отношений, в котором, как в перенасыщенном растворе, выкристаллизовывается (причем в массовом масштабе) нравственно-психологическое богатство, личностная неповторимость каждого отдельного человека. Если внутридушевное богатство личности зависит от содержательности, широты, динамизма ее общественных связей с другими людьми, то объективный рост многосторонности, интенсивности общения, складывающийся в обществе, является тем фактором, который усиливает источники этого богатства, «черпая» из него, как из питательного «резервуара»; многие миллионы людей могут обогащать свой духовно-нравственный мир, приобщаться ко все большему кругу ценностей.
Однако это общая тенденция, общее условие духовного развития индивидов, сложившееся в XX столетии, не однопорядково по социально-историческому содержанию. Капитализм, с его особой атмосферой межличностного общения, не только сдерживает действие этой тенденции, но и, что еще более опасно, извращает само ее содержание. Из условия духовного, нравственного обогащения индивидов такое общение превращается в преграду этого обогащения: интенсификация межличностных контактов сопровождается торжеством своекорыстных, эгоистических, грубо утилитаристских связей между людьми. Искаженные «модели» общения, вплоть до антигуманных, основанных на унижении, садистском подавлении воли и самостоятельности других лиц, получают в буржуазном мире широкое распространение. Интенсификация межличностных связей затрагивает лишь оболочку внутридуховного мира индивида, который опустошается нравственно. Ощущение одиночества, заброшенности, ненужности, непонятости обретает особенно острое, парадоксально-патологическое выражение именно на фоне роста контактов с другими людьми, в пестром калейдоскопе проходящих перед индивидом лиц, в мелькании истертых, похожих друг на друга встреч, ситуаций, фраз, жестов, дел. Наступает пресловутое «одиночество на публике». Это – моральное одиночество, ибо множество поверхностных связей уже не является для человека проводниками нравственного созвучия с другими людьми. То есть интенсификация межличностного общения сама по себе, автоматически еще не ведет ни к обогащению, ни к опустошению внутриличностного морального мира индивидов. Причины такого опустошения определяются прежде всего содержанием тех отношений, которые господствуют в капиталистическом обществе, подчиняя себе все остальные.
Несомненно, интенсификация межличностного общения имеет и свои собственно психологические проблемы, также скрывающие в себе опасность нравственного опустошения. Нравственно-психологическая разобщенность может возникать и при чрезвычайной загруженности контактами: в этом случае количественный рост оплачивается дорогой ценой утраты качества, глубины эмоциональной связи с другими людьми, утерей морального резонанса с ними. Быстрая смена, беглость контактов иссушает нравственную чувствительность, ее искренность; сила, напряженность падает, наступает своеобразный дефицит моральных эмоций. Чрезмерное расширение круга знакомств делает их менее прочными, менее постоянными. Увеличение контактов в этом случае оказывается внешней, «суетной» стороной общения, придающей ему поверхностность: индивиду приходится все чаще ограждать свою психику от перенапряжения – с помощью стереотипных восприятий, шаблонных реакций, торможения эмоций. Свежесть, непосредственность морального восприятия человека человеком тускнеет, исчезает. Наступает «кризис самовыражения» индивидов, казалось бы втянутых в благоприятное «поле» общения – динамичный круг знакомств, встреч, контактов. Эмоциональное торможение, стереотипизация, полезные и необходимые до известного предела, перерастают в жесткую рутину стандартного поведения и восприятия, препятствующую взаимопониманию и сопереживанию, вызывающую приступы нестерпимого морального одиночества.
Рост функционально-ролевых, формально-деловых «моделей» поведения также может ослаблять глубину нравственного общения, если этому способствуют враждебные действительному развитию личности социально-классовые отношения (частнособственнические) или неблагоприятная нравственно-психологическая атмосфера, ее окрунсающая, моральное неблагополучие в сегментах ее «поля общения».
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
Ключевой вопрос этой книги: как выглядит XX столетие, если отсчитывать его с 1945 года – момента начала глобализации, разделения мира на Восточный и Западный блоки, Нюрнбергского процесса и атомного взрыва в Хиросиме? Авторский взгляд охватывает все континенты и прослеживает те общие гуманитарные процессы, которые протекали в странах, вовлеченных и не вовлеченных во Вторую мировую войну. Гумбрехт считает, что у современного человека изменилось восприятие времени, он больше не может существовать в парадигме прогресса, движения вперед и ухода минувшего в прошлое.
Книга современного английского филолога-классика Эрика Робертсона Доддса "Греки и иррациональное" (1949) стремится развеять миф об исключительной рациональности древних греков; опираясь на примеры из сочинений древнегреческих историков, философов, поэтов, она показывает огромное значение иррациональных моментов в жизни античного человека. Автор исследует отношение греков к феномену сновидений, анализирует различные виды "неистовства", известные древним людям, проводит смелую связь между греческой культурой и северным шаманизмом, и т.
Что это значит — время после? Это время посткатастрофическое, т. е. время, которое останавливает все другие времена; и появляется то, что зовут иногда безвременьем. Время после мы связываем с двумя событиями, которые разбили европейскую историю XX века на фрагменты: это Освенцим и ГУЛАГ. Время после — следствие именно этих грандиозных европейских катастроф.
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.