Антихрист - [36]

На другой день начали прибывать мужчины и женщины, у каждого — запас провизии и чем укрываться на ночь. Разведенные, оставленные мужья и жены, странники, монахи и монашки, подобно мне бежавшие из монастырей, вдовицы, воры, попы-расстриги, злоумышленники, преследуемые царской властью, молодые и старые, что ни день по нескольку человек, так что к четвергу собралось десятка три. Все эти дни слушали мы проповеди Теодосия Калеко и отца Лазара, с телохранителями прибывшего во вторник из Тырновграда. Он именовал себя ангелом и сидел одесную от Калеко. Он же совершал обряд оскопления. А в субботу чуть свет потянулись все через лес, кто с кем пожелал, я — с Армой. Когда стало припекать солнце, отец Лазар разделся догола, прикрыл срам полою тыквой и повелел всем раздеться и идти гуськом, мужчина за женщиной, след в след. Я воспротивился было, но Арма пригрозила: «Кто ослушается апостолов, того изгоняют».

Отошел я в кусты, снял с себя одежду, прикрылся тыквой, Арма скинула с себя всё, что на ней было, расплела волосы, укутала ими бедра и пошла впереди меня. Я взирал на открытую тайну женского тела и черные волосы, точно сатанинские змеи шевелившиеся при каждом шаге, доводя меня до безумия. Кое-кто начал вопить, совершать бесстыдные телодвижения, а Калеко шествовал впереди и пел тропарь дьяволу. Одни за другими, парами, люди отделялись от процессии и уходили в лесную чащу; углубились в чащу и мы с Армой, постлали свои одежды; перед тем как лечь, она подала мне нож и велела воткнуть в землю справа от себя. «Может подкрасться Панайотис», — сказав это, она заключила меня в свои объятья. Я же, став от смущения немощным, заплакал и принялся умолять её бежать отсюда. Называл святой и чистой, заклинал спасти свою душу, она же усмехалась, как зрелая женщина подростку. «Привыкнешь, голубь мой. Одежда есть ложь. Адам и Ева ходили нагими в раю, и нам не пристало прикрывать ложью тела наши, чтобы не оставлять плоть жаждущей, иначе дьявол будет властвовать над нами». Видел я, что речи мои непонятны ей, но внимает она им охотно. И поныне дивлюсь, отчего после бесовского наваждения женщины любят, чтобы толковали им о душе. «Видал ты когда, — говорила она, — такое тело, как у меня? Знаешь, с каких пор молят меня апостолы о плотском сношении? Но не пожелала я, потому что полюбила тебя. Ты господь мой и возлюбленный…» Я хотел бежать, но не знал, где нахожусь и в какой стороне Тырновград, и закралась в меня ненависть к той, которую, мнилось мне, я любил. Когда прятал я за пояс нож, мелькнула у меня мысль, что когда-нибудь прикончу этим ножом её…

Она увела меня в глубь леса, куда не проникало и солнце, и там лежали мы, пока звук рога не призвал нас к остальным. На поляне все встали в круг, преклонили колена, учители стоят во весь рост в середине. Отец Лазар и Калеко проповедуют поочередно. «Цари и священнослужители учат народ кадить ладаном в церквах, а того не видят, что Бог — не там, не в кресте и не на иконах». «Воздающие обоим создателям нашим, безгрешны мы, ибо не отрицаем ни одного из них, и беспомощны перед их силою…» «Не вступайте в супружество: супружество отделяет мужа от мужчин и жену от женщин, наполняет их завистью и враждою к остальным. Посредством супружества Сатанаил берёт верх над Богом!» «Вещь и плод — дары всем нам от создателей наших. Посему не говорите — это моё, а это твоё, и не почитайте грехом присвоение! Сам посланец божий похитил мула, на коем въехал в Иерусалим!..» «Нельзя без нас ни Богу, ни Сатанаилу. Мы поступаем по воле их, и не дано нам выбирать, ибо если служишь лишь одному из них, другой карает нас, и не в силах человек постичь, кто из них прав…» «Поступая так, уподобляемся мы морю, что от притока речных вод не становится ни более ни менее пресноводным!..» «Пребудет так до той поры, покуда Господь властвует над духом нашим, а брат его — над плотью…»

Каждый из учителей громко изрекал мудрые поучения, а мы твердили «Аминь», пока отец Лазар не возвестил: «А теперь, братья и сестры, помолимся небесному отцу, и, кто может, пусть возрыдает, дабы слезами своими помочь скорейшему согласию между создателями нашими. Сатанаил жесток, но брат его милосерден, и не безразличны ему слезы наши…»

На лицах этих людей, этого сброда я видел следы очищения, они искали друг друга взглядами и улыбками, выражавшими близость, раскаяние, чувство вины. Бородатые мужские лица, звероподобные, но укрощенные, с осадком сладострастия во взгляде. Кое у кого из женщин глаза были как у покрытых телок, в глазах у других — притворство, у третьих скорбь и слезы. Были и бесстыжие, алкавшие новых утех плоти, в иных же мерцали совесть и разум. К учителям подползла на коленях бледная, худая женщина и поверглась пред ними ниц. Пронзительно завизжала, заразила своим визгом остальных, и отец Лазар бросил в круг воловьи жилы и кизиловые прутья — для тех, кто пожелает бичевать себя. Поднялись плач и стон, иные стали рвать на себе одежду, другие смеялись над бичующимися, и Калеко ударил одного из них кулаком по лицу. Я находился в аду, смотрел на безумства рода человеческого и муки его. Многие из женщин искали меня взглядом. Не телесная красота моя и молодость, вид святого привлекал их. Агнцем меж волками выглядел я, в действительности же был окаянней, чем они, ибо эти люди не знали глубин греха и не искали их с отчаянием Искариота. Горе падшим ангелам, но ещё горше тому, кто по своей воле вступает в ад в поисках мудрости!..