Антихрист - [32]

— Здравствуйте. Вам помочь?

— Здравствуйте, — поздоровался мужик, вслед за ним жена и все дети. — Вот, перевернулся. Надоть вот мешки оттащить. Да мы сами, это ничего. А вы откудова путь держите?

— Я иду туда. — Иван махнул рукой в сторону, откуда двигались поселенцы. — Случайно здесь оказался.

— Пообедайте с нами. Скоро каша будет готова.

— Спасибо. Не откажусь, — ответил Иван и, взвалив тяжеленный мешок на плечо, понес вверх по косогору к большой проталине, которая чернела за белоснежными березовыми стволами. Мужик одобрительно смерил Ивана взглядом, потом схватил другой мешок, легко вскинул его на плечо и двинулся вслед за Иваном. Пока мужчины молча работали, перетаскивая груз и ремонтируя телегу, дети разожгли костер и поставили варить кашу.

— Меня Иваном зовут, — сказал мужик.

— И меня Иваном, — ответил Иван.

— Мы из Тамбовской губернии, переселенцы, — стал рассказывать мужик. — Двинулись в путь осенью, да длинная дорога оказалась. Припоздали вот маленько. Ну да ничего. Отсеяться успеем. Теперь не пропадем. На станции главный, который переселенцами занимается, сказал: «Иди, Иван, на восток, там староверческий хутор есть. Сколько отхватишь земли, столько и твое. Согласен?» А я говорю: «Согласен, сколько отхвачу, столько и мое». На том и сошлись, а бумаги он после посевной справит.

Дул ветерок, но Иванов собеседник как был в одной рубахе, так и остался, будто не замечая ни ветра, ни снега. Иван внимательно разглядел его лицо. Несомненно, это был его прадед по матери Иван Свиридов, фамилию которого он и носил. Точь-в-точь как на фотографии, которая в единственном экземпляре хранилась в заветном материном фотоальбоме. Высокий, крепкий мужик с большими руками и ногами и жилистой шеей. На голове у прадеда была шапка темно-русых волнистых волос, лицо заросло густой черной бородой. Когда в студенчестве Иван отращивал волосы, у него были точно такие же, и борода была тоже густая, черная. Иван украдкой посмотрел на свои руки, они были поменьше, чем у прадеда, но тоже пятерня будь здоров.

Клавдия наложила горячую кашу в миски. Взрослым мужчинам и себе в отдельные, а детям в общую большую.

Каждому был выдан ломоть хлеба. Мужчинам — побольше, себе и детям — поменьше. Все встали, перекрестились, прадед быстро прочитал молитву «Отче наш», после этого семья начала молча есть. Иван тоже ел, разглядывая ребятишек, которые сидели напротив него. Ребятишки жадно ели, хлюпая носами, и то и дело глядели на него живыми, любопытными глазами. Иван улыбался про себя. Вон та маленькая, хорошенькая, черноглазая девочка в тулупчике, Машенька, — это дедушкина сестра Мария Ивановна, которая воспитала его, Ивана, а этот маленький мальчишка Ванечка — его дед Иван, он погиб на войне. «Вот он какой, мой прадед, — думал Иван, — ничего не боится».

Когда закончили обедать, Иван повернулся к прадеду и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

— Не боитесь? Здесь ведь на двадцать верст ни одной живой души.

— Эх, милай, боюсь, конечно. Здесь не двадцать, а сорок верст никого. Лошадь? Какая это, хрен, лошадь. Название одно. На себе пахать придется. Но жить-то надо. Надоело-то как у себя там, на Тамбовщине, перебиваться. Знаешь, как надоело? Верю, с Божьей помощью одолеем. И отсеемся, и соберем, и отстроимся, только бы люди не мешали, а зверь есть зверь, он лишнего не возьмет.

— Помоги вам Господь, — сказал Иван. Встал. Поблагодарил за обед. Попрощался. Еще раз внимательно, даже слишком внимательно пронзительным, влажным взглядом посмотрел на лица детей, женщины, мужика. И они все разом, молча смотрели на него, будто пытаясь вспомнить: кто же это такой, где они его могли видеть? Наконец Иван опустил голову, повернулся и пошел по дороге на запад. «Мои предки — люди что надо… Неспроста мне суждено с ними познакомиться. Прадед, конечно же, засеял свое поле, а я невольно могу сжечь. Вот в чем дело! Зачем? Неужели я этого хочу?» Отойдя с километр, Иван посмотрел на небо, покрытое быстро несущимися серыми облаками, и закричал:

— Эй, я этого не хочу!

Взмахнул кулаком и сказал:

— Лийил, домой, Лийил.

Опять вспышка, ослепление — и Иван обнаружил себя лежащим на матрасе в своей комнате.

«Нет, еще не все потеряно! — ликовал Аллеин. — Он встал на правильный путь. Человек, который узнает и полюбит своих предков, никогда не станет Антихристом».

«А где анализ ситуации? — перебил Аллеина Риикрой. — Где мысли о вечном? Нет… Зато его сейчас потянет к бабам».

«Что ты такое говоришь?!»

«Ты же видишь, он выздоровел. Все — значит, пора…»

— Миша, ты заходил ко мне? — спросил Иван.

— Заходил сейчас только, — отозвался Миша.

— Как я был?

— Спал как убитый, даже рот раскрыл, наверное, от удовольствия.

— А сколько я спал?

— Компьютер ты выключил минут двадцать назад. Я сразу зашел посмотреть. Ты спал. Значит, минут пятнадцать — двадцать.

«Ничего себе минут пятнадцать — двадцать. Я пробыл с ними часа два, не меньше. Пробыл с ними, оставаясь здесь. Какова физическая возможность таких путешествий?» — задал себе вопрос Иван. Перед ним опять предстали знакомые уравнения его Системы, и он погрузился в анализ возможности путешествия в пространстве и во времени, пока не уснул.