Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала - [20]

Дело в том, что ни Франция, ни Великобритания не были готовы оказать незамедлительную помощь Польше в случае нападения на неё Германии. Подписанный 25 августа 1939 г. англо–польский военный договор так и остался пустой декларацией. Ведь даже объявив 3 сентября войну Германии, британское и французское правительства так и не оказали никакой реальной военной помощи своему союзнику.

* * *

Польша образца 1939 г. не была демократическим государством. Напротив, у власти в стране находились убеждённые националисты, строившие авторитарное государство на основе корпоративизма, шовинизма и ксенофобии. Правительство преследовало несогласных, дискриминировало представителей национальных меньшинств, потворствовало антисемитским настроениям. Не было это государство и миролюбивым — в октябре 1938 г. Варшава приняла участие в расправе над Чехословакией, а чуть ранее шантажом вынудила Литву признать незаконную аннексию Вильно[109]. Не гнушалась Вторая Речь Посполитая и сотрудничества с Третьим рейхом, до последнего рассчитывая найти компромисс с Гитлером.

Несмотря на это, факт остаётся фактом — Польша стала первой страной, оказавшей вооружённое сопротивление нацистской агрессии, больше 65 тыс. польских солдат и офицеров пали в боях с вермахтом осенью 1939 г., и даже оказавшись под оккупацией, тысячи поляков продолжили сопротивление захватчикам. Тем печальнее, что правительство Польши, в критический момент выразившее готовность сражаться с Германией, не нашло в себе мудрости и мужества пойти на компромисс с Советским Союзом, не смогло преодолеть недоверие и подозрительность, которые, конечно, объективно присутствовали между двумя государствами.

Разумеется, существовало множество причин идеологического, стратегического и даже исторического свойства, отравлявших отношения Москвы и Варшавы в 1920‑е — 1930‑е гг. Однако летом кризисного 1939 г. существовал некоторый — пусть и весьма небольшой — шанс на сотрудничество двух держав в борьбе с агрессором. Если бы уже тогда, в летние месяцы 1939 г., удалось создать антигитлеровскую коалицию, миллионы жизней были бы спасены, а Советскому Союзу не пришлось бы, как это было в 1941—1945 гг., «кровью искупать Европы вольность, честь и мир» и самому освобождать ту же Польшу, за спасение которой от нацистской оккупации отдали свои жизни более 600 тыс. наших соотечественников. Но категорическим отказом предоставить право прохода советским войскам и слепой верой в эфемерную помощь Великобритании и Франции наследники Пилсудского обрекли свою страну и миллионы соотечественников на гибель в пламени Второй мировой войны.

«КАРТИНА ВАРВАРСТВА И ГЛУПОСТИ»: БЕЛОРУССКОЕ И УКРАИНСКОЕ МЕНЬШИНСТВО II РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ В КОНЦЕ 1930‑х гг.

Кирилл Шевченко

Накануне Второй мировой войны традиционно ассимиляторская политика официальной Варшавы в отношении белорусского и украинского национальных меньшинств ужесточилась и приобрела ярко выраженный репрессивный характер. Печальным символом национальной политики Варшавы стал созданный польскими властями в июне 1934 г. концентрационный лагерь в полесском городке Берёза–Картузская, среди узников которого было много белорусов и украинцев.

К 1939 г. под давлением властей были закрыты практически все белорусские общественные и культурные организации и школы, а православная церковь подверглась растущей полонизации. Усилились репрессии против украинского населения Подляшья, Полесья, Холмщины, Волыни и Восточной Галиции. Противостояние польских властей и украинских националистов подчас обретало формы латентной гражданской войны.

Главной целью польской администрации в этнически белорусских и украинских восточных воеводствах II Речи Посполитой была тотальная полонизация местного восточнославянского населения. К 1939 г. полонизационные усилия властей достигли своей кульминации, обнаружив черты этноцида, понимаемого как «уничтожение культуры народа, ведущее к его исчезновению путём ассимиляции»[110]. «Наша внутренняя жизнь являет собой грустную картину. варварства и глупости»[111], — такую нелицеприятную и самокритичную оценку политике Польши дал лидер польской национальной демократии Роман Дмовский в 1931 г. Столь нелестные слова в первую очередь можно адресовать политике Варшавы в отношении национальных меньшинств.

В польской политической мысли задолго до возрождения Польши в 1918 г. сформировалась устойчивая традиция рассматривать белорусов и украинцев с позиций цивилизационного превосходства, трактуя польский этнос на белорусских и украинских землях как «доминирующую цивилизационную силу, способную к политической организации». Как полагал лидер польских национальных демократов Дмовский, «будущее польское государство может выйти за пределы польских этнографических границ в мере, учитывающей ценности исторической Польши и цивилизационный потенциал великого народа»[112]. Лидер социалистов и будущий «начальник государства Польского» Юзеф Пилсудский относил народы к востоку от поляков к числу «неисторических», считая польскую политическую опеку над ними естественным явлением[113]. Часть польской элиты продолжала мыслить категориями средневековой Речи Посполитой «от моря до моря» в границах 1772 г.