Античный город - [124]

Добавим сюда и бесчисленное множество тех безвестных, кому вверялось воспитание детей и юношества; многие из них (в особенности домашние учителя) тоже были рабами, но, прививая своим воспитанникам, которые, собственно, и становились этими поэтами, мыслителями, юристами, великие ценности Рима, сами искренне верили в них. И эта вера во многом тоже порождалась римским законом.

Именно эта способность приносить какие-то дополнительные дивиденды Вечному городу и есть одна из основных составляющих той полумистической ауры, которая постоянно витала над римским правом, его сакральности. Но она, конечно же, сокрыта от взгляда; на поверхность явлений эта составляющая проступает только как способность непознанными таинственными путями увеличивать реальную отдачу от собственного труда, энергии и таланта избранного (богами, историей, кем-то ещё?) народа Рима.

Без исключения все – и то, что само рождается в этом уникальном городе, и что производится им самим, и что честным обменом стекается в него изо всех окрестностей, словом, каким-то образом оказывается в его нераздельном владении – предстаёт как прямой результат собственных усилий его и только его граждан. А значит, это они сами оказываются – нет, не обладателями божественного дара, но естественными носителями атрибутивного лишь немногим свойства получать куда больший эффект от вложенных трудов, чем все остальные, на первый взгляд, пытающиеся делать то же самое. Словом, создаётся иллюзия того, что это магия победительного города и собственные заслуги его талантливых обитателей выделяют их из общего ряда обыкновенных посредственностей, кто большей частью вообще без толку топчет землю. Это они сами более организованы и рациональны, это они сами более трудолюбивы и трудоспособны, это они сами более рачительны и разумны, а значит, и большая отдача – это ничто иное, как вполне закономерный и прогнозируемый результат их собственных стараний.

Разумеется, такой результат не может не увеличивать уважение римлян к самим себе, к своему труду, их гордость за родной город, истовую веру во все его институты… не может не порождать священный трепет перед его законом.

Любой институт цивилизованного государства оказывает какое-то скрытое влияние на формирование умов его граждан. Следствием становления своеобразного культа закона было то, что абсолютно правыми, (правильными, справедливыми, праведными) становились притязания Рима не только на то, что уже вошло в его пределы, но и на все остающееся за чертой достижимого. Ведь если только им дано наиболее эффективно и рационально распорядиться тем, что делает сильным государство и его граждан, то почему не свершить справедливость, передав все под руку Рима? Поэтому даже откровенный грабёж побеждённых начинал вызывать нравственное отторжение только тогда, когда он переходил какие-то границы, – в «разумных» же пределах он служил лишь утверждению величия города.

Изобильный поток драгоценных металлов, захваченных художественных произведений и прочих ценностей непрерывно шёл теперь к Риму из завоёванных земель. Львиная доля добычи поступала в государственную казну, в особенности в виде несметного количества золота и серебра, сдаваемого различными полководцами при возвращении из удачных походов во время разрешённых им триумфов. Плутарх, изображая триумф Эмилия Павла в 168[210] г. до н. э. после его победы над Персеем, говорит, что в течение трёх дней его войска проносили перед народом художественные вещи. С утра дотемна на двухстах пятидесяти колесницах везли захваченные у врага статуи, картины и гигантские изваяния, проезжало множество повозок с самым красивым и дорогим македонским оружием, проносили 750 сосудов по три таланта каждый с серебром, 77 сосудов с золотом и множество драгоценных предметов, захваченных в Греции. Ценности, сданные знаменитым полководцем в казну, давали возможность не собирать прямой налог в течение многих лет. Благодаря этому римское казначейство не только быстро расплатилось со всеми своими долгами, но и в состоянии было из своих избытков ежегодно отпускать громадные суммы на разного рода дорогие сооружения и постройки.

Давно уже осталось в прошлом то время, когда основной добычей победителя было оружие, скот и пленники. Во время триумфов Цезаря только его солдаты получили по пять тысяч денариев. Ещё недавно славившийся своей суровой аскетичностью Город начинает входить во вкус богатства, роскошь уже перестаёт шокировать, излишества становятся нормой. Когда-то Корнелий Руфин, предок Суллы, бывший диктатором и дважды консулом, был вычеркнут цензором из списка сенаторов только за то, что у него в доме была серебряная посуда. Но уже во время войны с Ганнибалом на одного из легатов Сципиона, Племиния, который командовал войсками в южной Италии, в римский Сенат поступили жалобы от союзных городов о том, что он беззастенчиво обирал их, не стесняя себя даже святотатственным ограблением храмовых сокровищ. Сенат был вынужден послать на юг целую комиссию, и в результате проведённого ею расследования Племиний был отправлен в цепях в Рим.