Антиамериканцы - [7]

— Вы ответили под присягой, что не состоите и не состояли членом коммунистической партии.

— Вы намекаете, что мой ответ противоречит тому, что говорится в отрывке из книги, который вы сейчас прочитали?

— Мистер Лэнг… Позвольте мне, господин следователь… Вы сами подняли этот вопрос. Вы заявили, что встречались с коммунистическим вожаком миссис Иб… миссис Ибарра и восхищаетесь ею. Вы достаточно ясно сказали, что поддерживали красное правительство Испании.

Извините, но я сказал, что красного правительства в Испании не существовало.

— Я это слышал. Но в этой книге, отрывок из которой только что прочитал следователь, вы совершенно недвусмысленно утверждаете, что с безграничным восхищением относились тогда и, очевидно, относитесь и сейчас ко всему, сделанному коммунистами в Испании, и…

— Это самый абсурдный разговор, в котором мне когда-либо доводилось принимать участие. Вы искажаете и то, что я сказал, и то, что я написал. Вы позволяете предрассудкам настолько ослеплять себя, что перестаете понимать факты. Если говорить прямо, вы расследуете взгляды и мнения человека, что запрещено конституцией США. И если вы не согласны со мной…

— Мистер Лэнг, вы рассуждаете, как… Вы намекнули на расследование подрывной деятельности в кинопромышленности, проведенное нашей комиссией месяц назад. Должен сказать, что вы говорите точно так же, как свидетели из Голливуда, которые давали здесь показания и тоже отказывались отвечать на наши вопросы.

— Я, однако, ответил на ваши вопросы, господин председатель.

— Видимо, вы занимаете точно такую же позицию. Комиссия отметила, что десять из тех свидетелей вели себя вызывающе, и дело о них в этом месяце будет обсуждаться в палате представителей. Позвольте заверить вас, мистер Лэнг, что все они будут признаны виновными в оскорблении конгресса США.

— Извините, господин председатель, я разволновался и, очевидно, говорил не совсем понятно. Я нервный человек. Вы задали мне крайне трудный вопрос, но я все же ответил на него. Я не вдавался в подробности, ибо считаю (и заявил об этом), что комиссия не имеет права расследовать мысли человека.

— А мы их и не расследуем, поскольку они никого не интересуют.

— Но мне кажется, что расследуете.

— Как и вас, мистер Лэнг, нас интересуют только факты. Похоже, что вы либо очень наивны, либо что-то скрываете от комиссии.

— Меня возмущает подобное…

— Возмущайтесь сколько угодно… Нет возражений Отпустить свидетеля?

— Пожалуйста, позвольте мне закончить.

— У меня вопросов больше нет.

— Но я еще не кончил отвечать, господин конгрессмен. Я имею право…

— Вы имеете свои права, мистер Лэнг, а у комиссии есть свои обязанности перед американским народом. Я склоняюсь к мысли, что имеются все основания привлечь вас к ответственности за оскорбление комиссии. Если вы не забыли, мне неоднократно пришлось делать вам замечания за высокомерное и несерьезное отношение к…

— Позвольте, сэр, я хотел бы сказать, что…

— Вы еще получите такую возможность, мистер Лэнг. Господин следователь, я предлагаю оставить свидетеля в распоряжении комиссии на случай, если мы пожелаем задать ему еще какие-либо вопросы.

— У меня назначение на прием к врачу, господин конгрессмен, но я могу и не пойти. Задавайте мне сейчас ваши вопросы, и я отвечу на них.

— Объявляю перерыв.

2. 4 апреля 1938 года

Дорога из Барселоны вилась вдоль берега. На протяжении всего пути Лэнга не покидало тяжелое чувство. Начиная с первого апреля в городе распространялись всевозможные слухи. Фашисты наступали на Тортосу, намереваясь разрезать Испанию надвое.

Спустя три дня это казалось уже не только возможным, но и неизбежным. За Таррагоной взору Лэнга открылась мучительно знакомая картина. По мощеной дороге непрерывным потоком двигались на север беженцы, преграждая путь редким военным машинам, которые направлялись на юг: где-то там находился фронт.

Никто, даже начальник штаба, не знал, где проходит сейчас линия фронта. На многочисленных контрольно-пропускных пунктах мрачные, но неизменно вежливые солдаты останавливали машину и проверяли документы.

Сидевший за рулем Клем Иллимен пользовался каждой такой остановкой, чтобы блеснуть богатым запасом испанских ругательств. Это еще больше возмущало Лэнга. Он силился понять, почему его так раздражает удивительная изощренность Клема в испанских ругательствах, но пришел лишь к выводу, что все в Иллимене сейчас действует ему на нервы.

Лэнг и Иллимен дружили уже много лет. В разное время они встречались то в Европе, то в Азии, то в США и всегда поддерживали хорошие отношения. Но сегодня Лэнг должен был признать, что был бы рад, если бы Иллимен вдруг куда-нибудь исчез.

Наблюдая за медленно ползущим на север потоком беженцев, Лэнг думал о том, что его неприязнь к Клему имеет какое-то отношение к присутствию Долорес Муньос, расположившейся рядом с ним на заднем сиденье форда. Он сознавал, что вел себя, как мальчишка, когда, ссылаясь на внушительный объем Иллимена, убедил девушку сесть сзади.

«Черт возьми, почему я ревную? — подумал Лэнг. — Потому, что у него такой рост? Возможно. Бог якобы как-то изрек: Когда говорит мужчина ростом в шесть с половиной футов, женщины к нему прислушиваются». Иллимен с исключительной любезностью относился к худенькой, ростом всего в пять футов Долорес, не давая в то же время ни малейшего повода думать, что питает к ней хотя бы чуточку повышенный интерес. Лэнгу это никак не удавалось.