Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья - [33]

Пожалуй, наиболее интересный объект для полемики — то, что Поппер называет историцистской теорией морали Маркса. Пересказывая Маркса, он приписывает ему следующую позицию:

«…поскольку любое решение „морально“ лишь относительно некоторого принятого ранее кодекса морали, мое основополагающее решение вообще не является „моральным“ решением. Вместе с тем оно есть научное решение. Ведь мне, как обществоведу, нетрудно представить себе картину надвигающихся событий. Я в состоянии понять, что буржуазия и вместе с ней ее система морали обязательно исчезнут. Я сознаю неизбежность такого развития событий. Попытка противиться ему была бы безумием, точно так же, как было бы безумием пытаться действовать вопреки закону тяготения. Вот почему я сделал решающий выбор в пользу пролетариата и его морали. И это решение основано только на научном предвидении, на научно-историческом пророчестве» (с. 235).

В данном случае Поппер отдает должное довольно традиционной трактовке этической теории марксизма, в соответствии с которой, на его взгляд, нравственно все то, что отвечает интересам пролетариата. Пожалуй, эта идея восходит не столько к работам самого Маркса, сколько к одной из фраз в одной из работ Ленина, которая на самом деле тоже далеко не исчерпывает ленинской постановки вопроса, не говоря уже о марксизме в целом. Но прежде чем прокомментировать эту позицию, я хочу добавить еще ряд цитат, в которых Поппер пытается дать свое представление о нравственной теории марксизма:

«Этот принцип таков: „Живи согласно морали будущего!“ или „Усвой нравственные принципы тех, чьи действия наиболее полезны для созидания будущего!“» (с. 236).

«…Рассматриваемая нами историцистская теория морали является не чем иным, как еще одной разновидностью этического позитивизма, так как утверждает, что право на стороне будущей силы (coming might is right). Будущее здесь замещает настоящее — только и всего. А на практике это теория означает невозможность моральной критики будущего порядка вещей, поскольку этот порядок определяет действующие нравственные критерии. Различие между „настоящим“ и „будущим“ не является в данном случае принципиальным — это лишь вопрос о сроках» (с. 237).

«Я уверен, что если бы Маркс принял во внимание эти подводные камни историцистской теории морали, он отрекся бы от нее. Есть множество высказываний и множество поступков Маркса, доказывающих, что вовсе не научные взгляды, а нравственный порыв, желание помочь угнетенным, стремление освободить бессовестно эксплуатируемых, несчастных рабочих склоняли его к социализму. Я не сомневаюсь, что именно в этом нравственном призыве заключен секрет воздействия его учения» (с. 238).

На этом, пожалуй, следует остановиться подробнее, поскольку для марксизма теория человека (кстати, любопытно, что Поппер не заметил таковой в работах Маркса, а именно — теории человека как целостного родового существа, отчуждения его человеческих качеств в условиях «царства необходимости», в частности капитализма и т. д.) требует предельно диалектического рассмотрения. Ее суть состоит в том, что Маркс, с одной стороны, выделяет общечеловеческие, в строгом смысле слова, ценности, присущие человеческому сообществу как целостному организму и восходящие к природе человеческой деятельности, к тому, что, как уже говорилось, Маркс и вслед за ним в своих комментариях Лукач и другие марксисты называли «родовой сущностью человека».

На самом деле об этом писали и до, и после Маркса практически все теоретики и практики-гуманисты, начиная от трактатов эпохи Ренессанса, включая огромный спектр работ гуманистов всей новой и новейшей истории и заканчивая работами Сартра, Фромма и советскими книгами по проблемам человека в философии 1960-х гг. Именно в этих гуманистических теориях раскрыта природа человека и те ценности, которые мы сегодня называем «общечеловеческими». Другое дело, что для марксизма характерна диалектическая трактовка природы человека, а именно — проведение связи между развитием общечеловеческих этических норм, обусловленных «родовой сущностью человека», с одной стороны, и наличием социально-классовых отношений, которые трансформируют нравственные формы человеческого сообщества в этические нормы исторически-ограниченных конкретных обществ и вызывают социальное деление и противопоставление этих норм у разных классов и групп — с другой.

То, что мораль является исторически-конкретной в различных социумах, было известно задолго до Маркса. Практически все крупные церковные реформации (а ведь «заведование» религии нравственными принципами является одним из проявлений отношений отчуждения в «царстве необходимости») со времен Лютера, а скорее всего и раннего христианства, проходили и как реформации нравственных принципов. Переход к нравственным нормам христианства был значительной революцией в этике по сравнению с нравственными нормами античности. Если мы сравним конфуцианскую мораль и мораль нового времени, здесь скачок будет не менее радикальным.

Более того, на протяжении всей добуржуазной истории противопоставление нравственных норм различных религиозных течений было достаточно очевидным. При внешнем формальном сходстве (нравственно все то, что отвечает идеалам господствующей конфессии, а все то, что не отвечает ее идеалам — безнравственно) эти принципы могли вызывать прямо противоположные конкретные действия и их нравственную трактовку. Так, крестовый поход и убийство язычников было действием совершенно нравственным с точки зрения христианства и, наоборот, борьба против неверных, в том числе их убийство, было действием сугубо нравственным со стороны мусульманских завоевателей и организаторов различного рода имперских походов, скажем, той же Оттоманской империи. Противопоставление нескольких морально-этических систем, выливавшееся в оправдание предельно античеловеческих поступков — инквизиции или фундаментализма, войн и убийств — довольно известный принцип нравственного релятивизма, и приписывать его марксизму по меньшей мере было бы странно. Во всяком случае, в отличие от многих, Маркс не стал выдавать нравственные принципы данного, конкретного общества и господствующих в нем социально-идеологических (например, религиозных) сил за универсальные человеческие ценности. Напротив, он предельно честно, открыто и по-научному строго показал