Анти-Макиавелли, или Опыт возражения на Макиавеллиеву науку об образе государственного правления - [56]
Подобных же путей должен держаться правитель мудрый и никогда не оставаться праздным в мирное время, но усердно накоплять силы, чтобы оказаться крепким в дни неудач, так что, если судьба от него отвернется, она нашла бы его готовым отразить ее удары.
Глава XV
О свойствах, за которые хвалят или порицают людей и больше всего князей
Остается теперь рассмотреть, как надлежит Князю поступать и обращаться с подданными и друзьями.
Так как я знаю, что об этом писали многие, то боюсь прослыть самонадеянным, если буду писать о том же, потому что при обсуждении этого предмета я больше всего отойду от взглядов других. Однако намерение мое – написать нечто полезное для того, кто это поймет, почему мне и казалось более верным искать настоящей, а не воображаемой правды вещей. Многие измыслили республики и княжества, никогда не виданные и о которых на деле ничего не было известно. Но так велико расстояние от того, как протекает жизнь в действительности, до того, как до лжно жить, что человек, забывающий, что делается ради того, что должно делать, скорее готовит свою гибель, чем спасенье. Ведь тот, кто хотел бы всегда исповедовать веру в добро, неминуемо погибает среди столь многих людей, чуждых добра. Поэтому Князю, желающему удержаться, необходимо научиться умению быть недобродетельным и пользоваться или не пользоваться этим, смотря по необходимости.
Итак, оставляя в стороне все вымыслы о Князе и рассуждая о вещах, бывающих на деле, я скажу, что всем людям, о которых принято говорить, особенно князьям, как поставленным выше других, приписываются какие-нибудь из качеств, приносящих им осуждение или похвалу; так, один считается щедрым, другой скаредным (я пользуюсь тосканским выражением (misero), потому что жадный (avaro) означает на нашем языке и того, кто стремится приобретать хотя бы грабежом; скаредным мы называем человека, который слишком боится пользоваться своим); один слывет благотворителем, другой хищником; один жестоким, другой милостивым; один предателем, другой верным; один изнеженным и робким, другой грозным и смелым; один приветливым, другой надменным; один развратным, другой целомудренным; один искренним, другой лукавым; один крутым, другой уступчивым; один серьезным, другой легкомысленным; один религиозным, другой неверующим, и тому подобное. Всякий, я знаю, согласится, что было бы делом, достойным величайшей хвалы, если бы нашелся Князь, который из всех названных свойств имел бы только те, что считаются хорошими. Но так как нельзя ни обладать ими всеми, ни вполне проявлять их, потому что этого не допускают условия человеческой жизни, то Князь должен быть настолько мудр, чтобы уметь избегать бесславия таких пороков, которые лишали бы его государства, других же пороков, не угрожающих его господству, он должен беречься, если это возможно; если же он не в силах это сделать, то может дать себе волю без особенных колебаний. Наконец, пусть он не страшится дурной славы тех пороков, без которых ему трудно спасти государство; ведь если вникнуть как следует во все, то найдется нечто, что кажется добродетелью, но верность ей была бы гибелью Князя; найдется другое, что кажется пороком, но, следуя ему, Князь обеспечивает себе безопасность и благополучие.
Глава XVI
О щедрости и бережливости
Итак, я начну с первых названных выше качеств и скажу, как хорошо было бы прослыть щедрым. Однако щедрость, проявленная так, что она за тобою признается, тебе вредит, ибо если она осуществляется с настоящей добродетелью и как должно, то о ней не узнают и тебя не покинет худая слава скупца. Поэтому, если хочешь сохранить среди людей имя щедрого, нельзя поступиться ни одной чертой роскоши – настолько, что такой Князь всегда истратит на подобные дела все свои средства и в конце концов, если захочет сохранить славу щедрости, будет вынужден невероятно обременить народ, выжимать налоги и идти на все что можно, лишь бы добыть денег. Это понемногу сделает его ненавистным для подданных, и так как он обеднеет, то никто не будет его уважать; с подобной щедростью, обидев многих, наградив всего нескольких, он больно почувствует первое же затруднение и дрогнет от малейшей опасности; если же он это поймет и захочет остановиться, то сейчас же встретится с обвинением в скаредности. Поэтому раз Князь не может, не вредя себе, так проявлять эту добродетель щедрости, чтобы о ней знали, то, если он благоразумен, не надо ему бояться прозвища скупца – ведь со временем его всегда сочтут более щедрым, когда увидят, что благодаря его бережливости ему хватает имеющихся доходов, что он может защищаться от воюющих с ним и предпринимать походы, не отягощая народ. Таким образом, он будет щедрым для всех, у кого ничего не берет, а таких бесконечное множество, скупым же – для всех, кому не дает, то есть для немногих. В наши времена мы видели, что великие дела творили только те, кого считали скупцами, прочие погибли. Папа Юлий II, который воспользовался славой щедрости, чтобы добиться папства, потом и не думал держаться за нее, потому что ему нужно было вести войны.
