Антери, сын Лапландии - [21]

— Так вот, Антери хотел бы забрать себе спасенного им оленя. Олень немеченый, и мы не знаем, кому он принадлежит. Какие будут мнения?

Раздался одобрительный гул.

— Я тоже так думаю, — сказал председатель. — Таков обычай с древних времен. Итак, олень принадлежит Антери. Занесем это в протокол… Теперь новому владельцу оленя следовало бы установить, как он пометит своего оленя. Но мы не можем решать этот вопрос здесь. Мы можем только внести предложение в Союз обществ оленеводов, который либо отклонит его, либо одобрит и передаст в Сейм оленеводов для окончательного утверждения… Что у тебя, Матти-Олень?

— На первых порах можно было бы вырезать мой знак, тогда олень не потеряется, если решение Сейма задержится.

— Это дельное предложение, — сказал председатель. — Сейм оленеводов соберется только летом, а к тому времени оленей уже выпустят в леса… Какой у тебя знак?

— На левом ухе засечка сверху, на правом две засечки, сверху и снизу, — сказал Матти-Олень.

— Да, вспоминаю, — сказал председатель. — Левое ухо, значит, почти целое, и на него можно нанести добавочный знак, какого ни у кого нет. Получите у меня на время регистрационную книгу, но, возможно, Матти-Олень и так помнит ушные метки нашего общества и соседних… Как, Матти-Олень, сколько ушных меток и владельцев оленей ты еще помнишь?

— Может быть, две-три сотни, — сказал старый оленевод. — Молодым помнил больше…

Это собрание многое дало Антери. В ушных метках оленей ему открылось нечто новое и удивительно обширное. Он узнал, что в употреблении было двенадцать тысяч меток и что разнообразить их можно было без конца. Старинные и традиционные названия надрезов на ухе неделями вертелись после этого у него в голове, пока он не узнал от Матти-Оленя, что означает зарубка, развилок, дужка, прокол, кирпич или сруб, засечка или отточка, птичья лапа или птичья полулапа, а также лисий пень.

Точно так же он узнал, что в Лапландии насчитывается более двухсот тысяч оленей. Это было немалое количество, и он чувствовал, что дело, к которому он примкнул благодаря Рипсу, было вовсе не шуточное, а, напротив, большое и почетное.

Глава одиннадцатая

Наст искрился, как он может искриться только в конце зимы и только в Лапландии. Солнце ярко светило, и миллионами маленьких солнц сверкал снег. Лучи солнца, отражаясь от кристалликов твердого снега и крупиц инея на стволах деревьев, слепили глаза.

Рипсу резво бежал по насту, который был такой твердый, что его копыта оставляли на нем едва заметный след. Антери мчался за ним на лыжах, держась за тяговую веревку.

Вот это была езда так езда!

Сперва Рипсу упрямился, и отец уже было решил, что ему не придется взять с собой на рыбную ловлю Антери. Но потом олень и мальчик поняли друг друга, и теперь они прошли километров десять, если не больше. Отец остался далеко позади, так что, когда Антери у рва на болотистой низине Кяппяляаапа завернул Рипсу поперек маршрута и, таким образом остановив его, поглядел назад, отец казался маленькой точкой на другой стороне болота.

Они стояли и ждали. Точка быстро увеличивалась и вскоре превратилась в лыжника, тащившего за собой маленькие лопарские сани. Это шел отец, и шел быстро. При таком насте дорога давалась легко и оленю, и лыжнику. Но было и различие.

Когда отец подошел к ним, он вытер со лба пот. Зато Антери, напротив, было чуточку зябко.

Отец присел на сани, в которых было их дорожное снаряжение: моторная пила, топор, спальные мешки, брезент, три сети и провизия. Наконец он сказал:

— Послушай-ка, сын. Ты умеешь ориентироваться?

— Нас немного учили в школе, — сказал Антери. — А что?

— Что, если мы разделим наше снаряжение до вечера?..

Антери уже испугался, что его отошлют обратно домой, но понапрасну, так как отец сказал:

— Мы идем к реке Виувалойоки, которая впадает в водохранилище Локка. Если б я отправился туда один, я проделал бы часть пути на автобусе. Но с нами Рипсу, и его не возьмут в автобус… Отсюда до автострады № 4 около трех километров, и я успею туда как раз к приходу автобуса, который идет на север. Таким образом, через два часа я был бы на равнине Виувалойоки и отправился бы оттуда к реке. Но сумеешь ли ты добраться туда? У тебя будет карта и компас, а я укажу тебе маршрут.

— Сумею, — не задумываясь, ответил Антери.

— Ого! — сказал отец. — Такая самоуверенность — это нехорошо. Она может привести к зазнайству, а в тайге это ни к чему… Но мы все-таки попробуем. Ты возьмешь рюкзак за спину, в нем будет немного провизии и топор. А также спички. Если что-нибудь случится или ты собьешься с пути, зажжешь костер. Чтобы днем он давал много дыма, а ночью был ярок и далеко виден. Не поддавайся страху. Прежде чем наступит утро, мы будем вместе, что бы ни случилось, но, надеюсь, все выйдет так, как мы рассчитали.

Они по карте определили маршрут через болота и равнины. Отец отправился с санями к шоссе, и Антери остался один. Ответственность за продолжение пути и выбор верного направления легла на его плечи, и, казалось, она давила сильнее, чем ранец с его скудным содержимым. Но отец оставил ему карту и определил по компасу направление. К тому же ему точно указали природные ориентиры по пути. «Не может того, быть, чтобы я не нашел Виувалойоки», — подумал Антери.