Антери, сын Лапландии - [18]

Антери пробовал объяснить, что на дереве больше не осталось нисколечко лишая и что он хочет еще поискать пищи, но олень не понимал его. Лишь после многочисленных уверток Антери удавалось спуститься на землю так, чтобы Рипсу не порвал ему штаны.

После нескольких таких эпизодов Антери пришлось отправиться к специалисту, своему другу Матти-Оленю, и просить у него совета. Старый оленевод смеялся до слез, слушая рассказ Антери. Он не слыхал раньше ничего подобного.

— Но уж мы найдем на него управу, — сказал он. — Что, если мы накинем на голову твоему Рипсу недоуздок, а к нему прикрепим ремень? Тогда ты сможешь привязать его к какому-нибудь дереву на то время, пока сам лазишь за лишаем.

— Я наверняка не сумею сделать недоуздок, — сказал Антери.

— Ну конечно, — сказал Матти-Олень. — Солдатами не рождаются. Но я сделаю его и тебя научу, как делать…

Они тотчас взялись за дело, примерили пришедшему следом за Антери Рипсу свое изделие, и недоуздок был готов. У старого оленевода нашелся мягкий, но крепкий ремень, узлы которого не могли вдавиться в шею или лоб оленя или натереть их.

— Ты не думаешь о том, чтобы научить оленя чему-нибудь еще, кроме как есть лишай? — спросил Матти-Олень. — Это он умеет и не учась…

Антери не знал, что на это ответить, и Матти-Олень продолжал:

— Видишь ли, в старину оленей использовали в разных целях. Кроме того, что оленя забивали на мясо, его во всей Лапландии использовали как тягловое и вьючное животное. Крепкий, обученный тягловый олень тащил лопарские или легкие сани с человеком в них, а летом переносил изрядную ношу, которую человек взваливал ему на спину… Теперь место оленя заступили мотосани, но несмотря на это оленя, конечно, можно научить той работе, которую он справлял раньше. От твоего оленя пока еще мало проку, но он может учиться, и обучение надо начинать смолоду.

— А успеет ли он уже этой зимой обучиться настолько, чтобы на нем можно было ездить? — с жаром спросил Антери.

— Он еще не скоро сможет тащить настоящие лопарские сани. Да и вряд ли сможет это делать, хотя и будет уметь, — сказал Матти-Олень.

— Но ведь ты только что говорил…

— Видишь ли, новые лопарские сани теперь никто не изготовляет, а старые превращаются в рухлядь. Они либо гниют где-нибудь у стены, либо их разламывают на дрова, — сказал старый оленевод. — Прогресс дает себя знать… Но в деревне появились пластмассовые санки, их покупают детям. Такие санки твой олень мог бы тащить по ровной местности, по дороге или тропе, если б даже ты сидел за погонщика. А в марте или начале мая, когда установится хороший настовый путь, Рипсу отлично сумел бы тащить за собой лыжника — тебя.

— До сих пор Рипсу всегда ходил следом за лыжником, — сказал Антери. — Он портит и разрушает лыжню. Он много раз коверкал лыжную дорогу к школе, и ребята винят в этом меня.

— Ну, ты можешь положить этому конец, если запрешь оленя… Я говорил о том, выйдет ли из Рипсу тягловый олень или нет. Не из всякого оленя выходит тягловый олень, как его ни учи… Но твой Рипсу производит хорошее впечатление, и я нисколько не удивлюсь, если он будет даром катать тебя по болотам и равнинам.

— Разве он уже мой? И как надо его учить? — спросил Антери. — Ведь я не умею.

— Посмотрим, посмотрим, — успокоил его Матти-Олень. — Председатель общества оленеводов уже поставлен в известность и срочно созывает собрание. А что касается обучения Рипсу, то это кропотливый, требующий терпения труд. Вернемся к делу, когда наступит новый день. Сегодня мы смастерили недоуздок для Рипсу и заодно решили другие загадки. Понемногу за день — много за неделю…

Так где-то в середине марта началось обучение Рипсу.

Лапландский день заметно удлинился, светло было с семи утра до семи вечера, да еще были утренние и вечерние сумерки. Рипсу привязывали ремнем близ дома, и он не мог больше свободно бродить по деревне. Так было лучше и особенно безопаснее для Рипсу, потому что с прибавлением дня и потеплением край сопок стал привлекать внимание толп туристов. Вереницы автомобилей мчались через деревню по автостраде № 4 на бешеной скорости. Если бы Рипсу стоял на шоссе, это привело бы к его гибели, а в худшем случае опрокинулся бы и автомобиль.

В ремне для Рипсу не было никакой беды. Он мог двигаться, насколько позволяла длина ремня, и у него не было недостатка в пище.

Ему доставляли лишай, пучки ветвей, хвощ и время от времени давали кусок вкусного хлеба, который приносил в кармане его заботливый опекун и хозяин. А когда кончались занятия в школе и Антери проходил с ранцем в дом, в жизни оленя наступала перемена. Теперь была очередь Рипсу «сидеть на уроке», а учителем был Антери.

Однако школьным инспектором или даже членом школьного совета, а то и министром образования был Матти-Олень.

Глава десятая

Пасха в этом году пришлась на апрель, и на время пасхальных каникул установился замечательный настовый путь. Снег был такой твердый, что отлично держал Рипсу, который уже мало-мальски научился тянуть за собой человека на лыжах. Он умел поворачивать в ту сторону, куда тянул вожжевой ремень, но, поскольку вожжа была всего одна, как и полагается у тягловых оленей, ему приходилось также осваивать взмах рукой, который делал погонщик… Суть в том, что вожжевой ремень, служащий одновременно для того, чтобы удерживать оленя, когда он не бежит, обеспечивает подачу сигнала к повороту налево, и только налево. А взмах погонщика левой рукой означает, что надо повернуть направо. Когда вожжевой ремень держат в левой руке, все управление сосредоточивается в ней: дерганье за ремень означает поворот налево, а взмах рукой — поворот направо. В свою очередь, в правой руке погонщик держит тяговую веревку, которая ведет между ног оленя к его шее, к лопаткам.