Антери, сын Лапландии - [11]

— Больше я ничего не могу для тебя сделать, — сказал Антери и похлопал оленя по голове. — Тут еще осталось сколько-то лишая. Ночь тебе придется перебиться одному. Мне надо возвращаться домой, но завтра утром, перед тем как идти в школу, я приду посмотреть, как ты себя чувствуешь. Доброй ночи.

Антери прикрыл сломанными ветками проход, ведущий под ель. Он подумал сперва, что они, может быть, немного защитят оленя от холода, но потом понял, что это невозможно: мороз будет такой же крепкий под этой елью, как и повсюду на болоте. Но ветки все же укрывали слабое животное от бродящих по лесу зверей — пожирателей падали, которые наверняка подстерегали случай полакомиться мясом мертвого или умирающего оленя. Оно годилось в пищу и лисицам, и куницам, и ласкам. А если бы то, что было под елью, учуяли вороны, они прилетели бы уже на рассвете и приступили к пиршеству, еще когда олень был бы только в агонии. Антери слышал много рассказов о том, как свирепы могут быть эти черные птицы, — и все же они тоже необходимы, они поддерживают в природе чистоту…

Возвращение в деревню казалось Антери одновременно и веселым и грустным, и легким и трудным. Приятно было сознавать, что скоро он опять будет дома, что путешествие по ночному лесу скоро закончится. Через малое время он сможет поставить свои лыжи к стене и войти в освещенную комнату. Темнота и трескучий мороз останутся за стенами дома. Но все тяжелее становилось на сердце, по мере того как удлинялось расстояние до оленя, беспомощно лежавшего под елью на краю болота. Тревога о том, как бедное животное переживет морозную ночь, нарушало строй мыслей Антери, в голову невольно лезли неприятные мысли о самой худшей возможности. Но несмотря на это он чувствовал, что ни за что на свете не отдал бы всего того, что он испытал в этот вечер. Сам не отдавая себе в этом отчета, мальчик готовился к роли взрослого и внутренне созревал для того, чтобы встретить, возможно, еще более суровые испытания, чем те, которые были у оленя самыми худшими.

Мать спросила, почему он задержался, и Антери ответил, что катался на лыжах. Он сказал также, что хотел поближе познакомиться с новыми для него окрестностями. Об олене, лежащем под елью на окраине болота, он не обмолвился ни словом.

— А что это за сор у тебя на свитере? — осведомилась зоркая мать.

— Пристал лишай, — ответил Антери.

— Зачем он тебе?

— Мне незачем. Лишай едят северные олени, — объяснил Антери…

Это было близко к истине. Мать испытующе посмотрела на Антери, но выспрашивать больше не стала. «Так лучше, — решил Антери. — Если олень умрет, матери совсем нет необходимости знать об этом. Или кому другому. У матери свои заботы. Она вспоминает наш прежний дом, я знаю, ей здесь нехорошо. Мне и отцу тоже. Но мы об этом не разговариваем… Зато если олень выживет, я расскажу об этом. Расскажу все, что я сделал в этот вечер. О добром деле можно не стесняясь рассказать кому угодно, а отцу и матери в особенности. И еще, конечно, дедушке… Если б дедушка был с нами, я, может быть, рассказал бы ему об олене уже нынче вечером. Дедушке хорошо рассказывать о чем угодно, потому что он никогда не выспрашивает. Он дает каждому самому решать, что и когда рассказывать…»

Антери сделал уроки и вовремя лег спать. Он должен встать утром пораньше, если хочет пойти проведать своего подопечного перед школой. Он, конечно, успеет, если не случится ничего особенного. Занятия в школе начинаются в девять, а у них дома просыпаются раньше семи, потому что отцу нужно идти на работу. Ему будет затруднительно объяснить свой ранний уход из дома. Может, сказать, что он едет кататься на лыжах с горок?.. К болоту Калтио проложена лыжня, за ночь она несколько затвердеет. Если взять собственные лыжи, поездка пройдет скорее. Только б ночью не выпал снег…

Сон не приходил. Хотя глаза были закрыты, они видели зябнувшего под оснеженной елью оленя. Антери попытался представить себе, как бы олень выглядел, если бы двигался. Это удалось ему лишь отчасти, он увидел, как олень нашаривает остатки лишая, берет их в рот и спустя некоторое время прожевывает.

Это была хорошая картина, и он уже начал засыпать. Сон окончательно овладел им, когда ему удалось оставить оленя жевать свою жвачку и обратиться мыслями к осенней охотничьей вылазке, воспоминание о которой прервалось на середине. Он лишь успел вспомнить, как поджигал чурки между бревнами и черту ровно горящего пламени костра, мягкое укрытое хвойное ложе и сладкий пахучий дым горящей сосны. Образы его воспоминания были так отчетливы и ясны, что он слышал шум деревьев на слабом ветру и поскуливание собаки Сепи в ее собственном укрытии под ближайшей елью с другой стороны костра. В два счета Сепи превратилась в оленя, и ему было хорошо и тепло. Это было такое забавное превращение, что хоть смейся.

Будничная серьезность сменилась на лице Антери улыбкой. Отец и мать увидели ее. Они взглянули друг другу в глаза, а затем вернулись к своим вечерним занятиям: мать продолжала вязать, а отец просматривать газету. Вскоре и они погасят газовый фонарь — самое обычное средство освещения в здешних краях.