Анри Барбюс - [74]
Бруно ощутил, как привычное напряжение покидает его. Он сидел, погруженный в свои мысли, в свои воспоминания. Он умел ценить такой вот вечер, островок покоя, крошечный, как искусственный холмик из камней посреди пруда.
Вдруг он вздрагивает. Приходит в себя. Слышна ясно барабанная дробь. Она приближается, нарастает. Резкие, отданные деревянным голосом, команды на минуту заглушают бой барабана.
По улице идет колонна штурмовиков. Через зеленую изгородь видно мелькание коричневого и черного, черного и красного. Коричневые мундиры, черная свастика на красных повязках. Черная свастика на красных полотнищах. Запах кожи и дешевых сиrap, к которому примешивается чад смоляных факелов. Факельное шествие…
Они прошли, но их запах как будто осел на всем окружающем. Легкий ветер не может его смыть.
Все как было, и все другое вокруг. Бруно увидел убогость мещанской затеи с этими подсвеченными лебедями. И мизерность темной лужи с жалкой кучкой камней посредине. А эти парочки? Парни из нацистского союза молодежи. И девушки, причесанные так скромно потому, что это новая мода «гитлер-медхен»!
Ему осточертело здесь. Он расплатился и вышел, не допив своего штейнхегера.
Но и на улице что-то изменилось. Он попал в безмолвное и сильное течение, увлекавшее его к центру города, куда устремлялась толпа, не говорливая, не оживленная, как бывает в дни празднеств или спортивных состязаний. Сосредоточенно, упорно люди шагали в вечернем свете, скучном, тусклом: «Немцы, будьте бережливы!» В молчании: «Остерегайтесь шпионов!» В темпе барабанного боя: «Каждый немец — солдат фюрера!»
Бруно очутился на площади перед самым университетом. Впереди него теснилось множество людей, и ему не было видно, что там происходит. Но в это время конные шупо стали выжимать публику, освобождая место в центре площади. Полицейские крутились в тесном пространстве, подымая на дыбы своих крупных холеных коней. Храпящие, роняющие пену животные казались в свете факелов фантастически огромными, как и всадники.
Мгновенно передние ряды оказались отрезанными со всех четырех сторон — так отрезают края пирога, не помещающегося на блюде. Бруно оказался впереди и видел все. От центра площади его отделяла только цепь штурмовиков, которые, широко расставив ноги и держа руку на кобуре пистолета, стояли вперемежку с полицейскими.
Другие, в таких же коричневых рубахах, с засученными рукавами, хлопотали у поленьев, сложенных в центре площади. И теперь Бруно увидел, что там зажжен костер, пламя которого жадно пробивается снизу, быстро охватывая сухое дерево. Вскоре языки его взметнулись вверх. В его мощном свете огни факелов поблекли, как свеча при дневном свете. Стало видно далеко кругом. Бруно показалось, что справа, вдалеке, где высились колонны гробницы Неизвестного солдата, вспыхнул багровый отсвет.
Вокруг костра стояли грузовые машины. Брезенты, покрывающие кузова, были откинуты, и люди увидели их груз. Это были книги. В строгом порядке, поочередно на" каждой машине раздавался возглас, усиленный репродукторами и умноженный гулким эхом.
Люди в коричневых и черных рубахах со знаками свастики потрясали книгами и кидали их в огонь. Угрожающе раскатывая «р», они возглашали:
— Я пр-р-редаю огню сочинения Гейне!
— Сжигаются книги Золя!
Каждое имя встречалось ревом в коричнево-черных квадратах, выстроенных за машинами.
Костер разгорался, выкрики становились все чаще. Книги падали в огонь разноцветным дождем: строгие фолианты академических изданий и красочные томики для любителей. Раскрываясь на лету, трепыхаясь, они падали в пламя, как птицы с подбитыми крыльями.
Все чаще и неистовее звучали имена, принадлежащие миру. Их славу не могли отнять ни огонь, ни вода, ни мракобесие.
Отблески огня на касках метались в дикой, разнузданной игре. Фигуры палачей на грузовиках бросали причудливые тени на брусчатку мостовой.
— Я бр-р-росаю в огонь книги Бар-р-рбюса! — Грозное «р-р-р» прокатилось, как рычание.
Эхо ответило стоном вдалеке, у могилы Неизвестного солдата. Пламя поглотило новую пищу, выросло, вознеслось до облаков, и они тоже стали багровыми.
Молодой человек в макинтоше и темном берете стоял твердо на ногах. Узкие глаза его смотрели не отрываясь. В толпе любопытных он выглядел как все. Он ушел с площади, когда зрелище кончилось.
Он запомнил, когда все это происходило: десятый день мая 1933 года. XX век. Берлин.
В это самое время в Мирамаре Барбюс готовился к грандиозному собранию в зале Плейель.
Речь Барбюса слушали представители всех стран, фашистских в том числе: Италии, Германии, Польши, Финляндии, Югославии, Болгарии. И Барбюс с тем подъемом, с той страстью, которая всегда захватывала друзей и пугала врагов, говорил: «Мы не можем отрывать борьбу против войны от борьбы против фашизма!»
Весть о том, что фашистами арестован героический сын болгарского народа Георгий Димитров, глубоко ранила Барбюса. Он оставил все дела и ринулся в кипучую деятельность по сплочению сил контратаки.
Во Всемирном комитете борьбы против войны и фашизма на улице Лафайет не знали покоя ни днем ни ночью. Здесь звучали все языки, мелькали лица людей всех национальностей. Ни на миг не смолкали стук машинок и гудение ротаторов. Среди этого шума, в потоке лиц и событий Барбюс всегда видел Димитрова таким, каким его знал и любил.
Повесть о замечательном большевике-ленинце, секретаре Московского комитета партии В. М. Загорском (1883–1919). В. М. Загорский погиб 25 сентября 1919 года во время взрыва бомбы, брошенной врагами Советского государства в помещение Московского комитета партии.
Ирина Гуро, лауреат литературной премии им. Николая Островского, известна как автор романов «Дорога на Рюбецаль», «И мера в руке его…», «Невидимый всадник», «Ольховая аллея», многих повестей и рассказов. Книги Ирины Гуро издавались на языках народов СССР и за рубежом.В новом романе «Песочные часы» писательница остается верна интернациональной теме. Она рассказывает о борьбе немецких антифашистов в годы войны. В центре повествования — сложная судьба юноши Рудольфа Шерера, скрывающегося под именем Вальтера Занга, одного из бойцов невидимого фронта Сопротивления.Рабочие и бюргеры, правители третьего рейха и его «теоретики», мелкие лавочники, солдаты и полицейские, — такова широкая «периферия» романа.
Роман посвящен комсомолу, молодежи 20—30-х годов. Героиня романа комсомолка Тая Смолокурова избрала нелегкую профессию — стала работником следственных органов. Множество сложных проблем, запутанных дел заставляет ее с огромной мерой ответственности относиться к выбранному ею делу.
В апрельскую ночь 1906 года из арестного дома в Москве бежали тринадцать политических. Среди них был бывший руководитель забайкальских искровцев. Еще многие годы он будет скрываться от царских ищеек, жить по чужим паспортам.События в книге «Ранний свет зимою» (прежнее ее название — «Путь сибирский дальний») предшествуют всему этому. Книга рассказывает о времени, когда борьба только начиналась. Это повесть о том, как рабочие Сибири готовились к вооруженному выступлению, о юности и опасной подпольной работе одного из старейших деятелей большевистской партии — Емельяна Ярославского.
Широкому читателю известны романы Ирины Гуро: «И мера в руке его…», «Невидимый всадник», «Песочные часы» и другие. Многие из них переиздавались, переводились в союзных республиках и за рубежом. Книга «Дорога на Рюбецаль» отмечена литературной премией имени Николая Островского.В серии «Пламенные революционеры» издана повесть Ирины Гуро «Ольховая аллея» о Кларе Цеткин, хорошо встреченная читателями и прессой.Анатолий Андреев — переводчик и публицист, автор статей по современным политическим проблемам, а также переводов художественной прозы и публицистики с украинского, белорусского, польского и немецкого языков.Книга Ирины Гуро и Анатолия Андреева «Горизонты» посвящена известному деятелю КПСС Станиславу Викентьевичу Косиору.
Почему четыре этих рассказа поставлены рядом, почему они собраны здесь вместе, под одной обложкой?..Ты стоишь вечером на людном перекрестке. Присмотрись: вот светофор мигнул желтым кошачьим глазом. Предостерегающий багровый отблеск лег на вдруг опустевший асфальт.Красный свет!.. Строй машин дрогнул, выровнялся и как бы перевел дыхание.И вдруг стремительно, словно отталкиваясь от земли длинным и упругим телом, большая белая машина ринулась на красный свет. Из всех машин — только она одна. Луч прожектора, укрепленного у нее над ветровым стеклом, разрезал темноту переулка.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.