С Арсением в кабинете мы просидели всю ночь. Только ранним утром меня проводили в отведённые мне покои. Любопытно было наблюдать, как удивлённо округлились глаза Яны, когда она столкнулась со мной на лестнице. Сонная девушка в спортивном костюме спускалась по ступеням, а тут на тебе — Аскольд. Сон как рукой сняло, и на утреннюю зарядку моя новоиспечённая сестричка отправилась уже бодрой трусцой.
Как я и просил, служанка разбудила меня ровно в десять часов, с точностью до минуты. Умывшись и приведя себя в порядок, я спустился в столовую на совместный завтрак с «отцом». Яна с Алисой, как и положено прилежным ученицам, уже отправились в школу. Три младших сестры занимались с домашним учителем в библиотеке.
Великая княгиня на глаза не показывалась.
— Нина, передайте, пожалуйста, её светлости Надежде Григорьевне, что я очень хочу лично с ней переговорить. Когда ей будет удобно, — вежливо попросил я одну из служанок.
— Да, ваша светлость, — с поклоном ответила она.
Арсений, который ковырялся в тарелке с кашей, посмотрел на меня глазами побитого пса, но ничего не сказал.
Мда уж… тяжело ему — отвечать за измену практически девятнадцатилетней давности, которую ещё совершил не ты, а предыдущий владелец тела.
Размышляя об этом, я вспомнил один из моментов нашего ночного разговора. Когда я спросил у Арсения, как восприняли члены семьи произошедшие в нём изменения.
— Разумеется, они заметили, мой принц. Но, честно говоря, мне кажется, они только обрадовались. По крайней мере, если брать обрывки воспоминаний предшественника и сверять их с моими собственными. Отношения в семье стали гораздо теплее. Хочется верить, что я смог стать для девочек настоящим отцом, а для Наденьки — любящим мужем.
Мне было приятно слушать, с каким теплом он говорил эти слова. Особенно учитывая, что на нашей родине Арсений пережил жену и сына. И больше собственного счастья там, подобно четырёхкрылой синей птицы из его рассказов, не нашёл.
В завершении нашего завтрака почти одновременно приехали два юриста. Дмитрий Мохин — главный «московский» юрист Оболенских, и Женя Сигурский, работающий на меня.
— Господин, позвольте лично поздравить вас с изменением социального статуса, — поклонился Женя, когда мы встретились в кабинете «отца». — Простите, теперь нужно называть вас «ваша светлость».
Сигурский за короткий промежуток времени, что мы знакомы, успел доказать свой профессионализм, а моя аура настолько его впечатлила, что в лояльности этого человека я почти не сомневался.
— Называй, как тебе удобно, — повторил я то, что уже говорил Вадиму. А затем мы с ним ещё раз обсудили, что нужно будет сделать.
Спустя три минуты в кабинет вошли Арсений с Мохином, и началось уже общее обсуждение первоочередных дел. Изменение моего социального статуса необходимо официально задокументировать. «Отец» ещё вчера в зале суда попросил подготовить копии официального заключения, так что повторно проводить ритуал не придётся. Помимо всего прочего нужно переоформить земли, которые я сейчас арендую у Морозовых и Волковых, усадьбу и куча всего по мелочи.
Главный нюанс кроется в том, что всё моё имущество будем оформлять не на род Оболенских, а лично на меня. То есть другие члены рода никак не смогут претендовать на все, что я нажил непосильным трудом. Разве что после моей смерти «отец» унаследует всё, или Алиса, если я переживу «отца», а затем всё это по умолчанию станет имуществом рода. Но умирать я не собираюсь, а с выведенным в личную собственность добром мне потом будет проще выйти из рода Оболенских.
И вот когда с обсуждением всех юридических дел было практически покончено, в дверь осторожно постучались.
— Прошу прощения, ваша светлость, — чуть испуганно обратилась к великому князю служанка Нина, — но её светлость ответила на запрос о встрече с Аскольдом Андреевичем. Она хочет принять его прямо сейчас.
Арсений явно растерялся. Ведь у нас шло совещание с юристами, а тут такой финт.
— Отец, — проворил я вкрадчиво, — мне кажется, основные вопросы мы уже обсудили? Могу я побеседовать с Надеждой Григорьевной.
— Хорошо, иди, Аскольд, — с явным облегчением ответил он.
Как же неловко Арсению играть роль моего отца. Во время ночной беседы он сам в этом признался:
— Когда я называю вас «сыном», мне кажется, я порочу честь Её Величества. Вашей венценосной матушки.
Эх, надеюсь, когда-нибудь мой старый слуга привыкнет к таким вывертам Аномалии.
Великая княгиня принимала меня всё в той же малой гостиной, в которой мы беседовали месяц назад. Тогда она благодарила меня за помощь в лечении, как теперь оказалось, моей самой младшей сестрёнки.