Аномалия - [10]

– Да.

– Хорошо. Мы поднимаемся к вам. Позвольте нам войти, будьте добры.

– С какой стати? Вы разбудите моего сына.

– Мы все вам объясним. У нас есть ордер на задержание, я прямо сейчас подсуну его вам под дверь. Откройте, пожалуйста.

Дэвид

29 мая 2021 года.

Нью-Йорк, Третья авеню

Фикус умирает от жажды. Бурые листья скукожились, некоторые ветки уже отсохли, просто статуя безысходности в пластиковом горшке – при условии, что растение вообще можно назвать статуей. Если его сейчас не полить, думает Дэвид, он погибнет. Логически рассуждая, где-нибудь на непрерывной шкале времени отыщется точка невозврата, момент непоправимого щелчка, после чего уже никто и ничто не спасет этот фикус. В четверг в 17.35 кто-нибудь его польет, и дерево выживет, но в тот же четверг в 17. 36, кто бы ни появился с бутылкой воды – увы, зайка, очень мило с твоей стороны, явись ты тридцать секунд назад, да кто б возражал, чем черт не шутит, а сейчас ты что себе думал, единственная клетка, которая могла бы снова запустить процесс, последняя доблестная эукариотка, добудилась бы соседок, прокричав им “А ну-ка, девушки, встряхнулись, ноги в руки, выше нос, реагируем на сигнал, не распускаем нюни”, так вот, самая распоследняя клеточка приказала долго жить, так что ты опоздал со своей паршивой бутылочкой, пока-пока. Ну да, в какой-то точке временной шкалы.

– Дэвид?

Мягкий мужской голос пробудил Дэвида от растительных и экзистенциальных грез. Он встал и заключил в объятия высокого человека лет пятидесяти, чуть старше его самого, но уже совсем седого и при этом очень на него похожего, что не удивительно, учитывая, что у них много общей ДНК.

– Привет, Пол.

– Как ты, Дэвид? Джоди не пришла?

– Она придет, как только сможет. У нее сейчас лекция в Гёте-Институте, мне не хотелось, чтобы она ее переносила.

– Ладно.

Дэвид идет за братом в его кабинет.

Французский ампирный письменный стол, дубовые книжные шкафы, хрустальные светильники ар-нуво, плотные шторы темно-красного бархата, из окна открывается потрясающий вид на Лексингтонавеню, и прямо напротив, на углу Третьей авеню, виднеется вход в их клуб пятничного сквоша. Эта комната хорошо замаскировала свое истинное предназначение. Это кабинет онколога, одного из лучших.

– Дэвид, хочешь кофе? Или чай?

– Кофе.

Пол засовывает капсулу в кофемашину, ставит под носик элегантную итальянскую чашку и умудряется еще несколько секунд не встречаться глазами с братом. Он догадывается, что Дэвид по тому, сколько раз он произнес сейчас его имя, уже все понял. В фильмах про войну, когда сержант говорит истекающему кровью солдату “Все будет хорошо, Джим, ты справишься, Джим”, ясно, что дело плохо. Благожелательная риторика, итальянский эспрессо с густой пенкой, попытки оттянуть разговор – все это не предвещает ничего хорошего.

– Держи.

Дэвид кивает, машинально берет чашку, но тут же ставит ее на стол.

– Давай. Я готов.

– Хорошо. Помнишь, Дэвид, вчера, во время эндосонографии мы сделали биопсию… Я получил результаты.

Пол отодвигает чашку, вынимает из конверта снимки, раскладывает их на столе перед братом.

– Этого я и опасался. Опухоль расположена на хвосте поджелудочной, прямо над тонкой кишкой, и она злокачественная. Раковая. Опухоль не только перекинулась на кровеносные сосуды и соседние лимфатические узлы, но и дала уже метастазы в печень и тонкую кишку. У тебя четвертая стадия.

– Четвертая стадия. В смысле?

– Рак слишком запущен, чтобы рассматривать возможность панкреатэктомии со спленэктомией, то есть удаления поджелудочной железы и селезенки.

Дэвид держит удар. У него учащается дыхание. Пол протягивает ему заранее наполненный стакан воды. Брат поднимает на него глаза. Это Пол заметил характерную нездоровую желтизну склер и потребовал, чтобы он прошел обследование. Дэвид делает глубокий вдох:

– Твои прогнозы?

– Поскольку оперировать поздно, мы проведем одновременно химию и облучение, чтобы уменьшить размер опухоли.

– Твои прогнозы, Пол? – повторяет Дэвид.

– Как тебе сказать… Это ужасная гадость.

– То есть? Мои шансы?

– Пятилетняя выживаемость составляет двадцать процентов, это по теории вероятностей. Но она ничего не значит, теория эта. Мы постараемся ее обскакать. Я записал тебя на прием к Солу, чтобы у тебя было второе мнение. Он лучше всех. Он примет тебя без очереди, хоть завтра, я уже отправил ему результаты анализов и МРТ.

– В этом нет необходимости. Я тебе верю. Мы сделаем, как ты говоришь. Когда начнем?

– Зависит от тебя. С этого момента ты в отпуске, на три месяца по крайней мере. Предупреди сейчас же свою контору. У тебя нормальная страховка?

– Думаю, да. У меня не было случая в этом убедиться. Но наверняка все в порядке.

Дэвид встал, прошелся по кабинету. Его трясет от злости, только злость ли это? Все его тело отказывается проявлять бесстрашие. Господи, какой смысл перебирать в уме события предшествующих недель, почему его так неодолимо тянет определить масштаб собственной слепоты? Сколько дней прожил он в беззаботности, в последнем счастье неведения, потратив их на ужины, анекдоты, походы с детьми в кино, на секс с Джоди, на сквош с Полом, а ведь, может, всего-то и надо было, что КТ сделать месяца три назад, поставить диагноз и таким образом спастись, кто знает. Интересно, думает Дэвид, видимо, что-то во мне обо всем догадалось и оно же не захотело ничего знать.