И ударила!
И хорошо сделала, потому что я сразу же проснулся. Сижу, заспанные глаза протираю. Посмотрел налево — малинник густой стеной колышется. Стебелёк к стебельку наклоняется, шепчутся о чём-то. Птичка уже не поёт, улетела, наверное.
Сверху яблоки свисают, ждут, пока я до них доберусь. А в них солнце переливается и поигрывает веселыми желтыми лучами.
А рядом с моей раскладушкой стоят Наташа и Аннушка смущённо переминаются с ноги на ногу.
— В чём дело? — спрашиваю их. — Что тут стряслось?
— Я только мух отгоняла, — начала оправдываться, Наташа, пряча за спиной хлопушку. — У тебя муха на лбу сидел а.
— Она нечаянно, — вступилась за Наташу Аннушка. — Слишком уж приставучая муха была, никак не хотела улетать.
Ну что за народ пошёл! Разве дадут отдохнуть уставшему человеку!..
Я сердито посмотрел на них, молча сложил свою раскладушку и отправился в комнату.
Вечером Наташа хотела увязаться за нами, но бабушка не разрешила.
— Спать пора, десятый час, — сказала она и принялась взбивать постель. — И не хнычь, ничто тебе не поможет.
Мама моя хотя и добрая, но слово у неё твёрдое. Это я знаю хорошо, когда-то и сам был ребёнком.
И Наташа, наверное, тоже знала об этом, потому что хоть и похныкала, но всё же быстро забралась в свою кроватку.
А мы с Аннушкой отправились изучать таинственные места. Есть у нас такие. Сразу же за соседней улицей и начинаются. Только нужно обойти сначала школьную мастерскую, в которой отдыхало несколько разобранных тракторов и автомашин. Потом свернуть на узкую дорожку. Никаких зданий поблизости нет, и вечерами здесь никто не ходит. С двух сторон. раскинулся школьный сад. Между деревьями проглядывало несколько высоких могил — когда-то давно здесь казаки хоронили своих убитых товарищ.
Интересно Аннушке в этом саду и немного жутко. Начало смеркаться, и ей время от времени казалось, что в тёмных зарослях смородины и крыжовника кто-то прячется, наблюдая за ней. Какой-нибудь татарин с саблей наголо…
А мне здесь совсем не страшно, всё мне здесь знакомо, каждое деревцо я помню… Вот клёны — выстроились вдоль дороги, сад сторожат. Между ними с писком носятся летучие мыши, и Аннушка робко вздрагивает, когда какая-нибудь из них подлетает совсем близко — вот-вот вцепится в лицо. И глаз с них не сводит: она никогда раньше не видела столько летучих мышей сразу.
Неподалёку от клёнов растёт моя любимая груша. Увидев нас, ласково закачала ветками, зашелестела листьями.
— Здравствуй, — сказал я ей и погладил толстую шершавую кору.
Аннушка даже подпрыгнула от неожиданности.
— С кем это ты поздоровался? — испуганно озираясь, спросила она шёпотом. Наверное, в этой тишине моё «здравствуй» прозвучало для неё будто гром.
— Со своими старыми знакомыми, — ответил я. — С грушей, с яблонями, абрикосами… Мы ведь, Аннушка, высаживали здесь самые первые деревья… А с этой грушей, с которой я только что поздоровался, у меня приключилась самая весёлая история.
— Ты мне расскажешь об этом, правда? — осмелевшим голосом попросила Аннушка. — Я никогда не слышала весёлых историй с грушами.
— Когда-нибудь потом, — согласился я. — А сейчас давай просто погуляем…
Мы уже возвращались домой, когда Аннушка, схватив меня за рукав, прошептала:
— Ой, что это?
По дорожке, навстречу нам, катил ось три серых колобка. Один, побольше, — впереди, а два, совсем крошечных, — чуть сзади.
— Ежики! — ахнула Аннушка.
Ежиха, почуяв нас, свернулась в комок. И своим детишкам велела сделать то же самое.
Один сынок послушался, а второй — не совсем: будто бы и свернулся, а из-под колючего комочка всё равно поблёскивают любопытные глазёнки.
— Можно, я их поглажу? — спросила Аннушка. А сама не то что гладить — целовать их готова.
— Только осторожней, а то уколешься, — разрешил я.
Погладила Аннушка.
— И совсем не колючие!.. Даже наоборот.
Не поверил я, сам дотронулся. И правда, иголочки у ёжиков хоть и тугие, но вовсе не колючие. Совсем ещё малыши.
Самому маленькому надоело, видно, нас опасаться — распрямился он и носиком пошмыгивает — изучает наши руки. Осторожная мама-ежиха чмыхает что-то ему на своём ежином языке, да не слушается сынок. Ему куда интереснее познакомиться с нами.
— Какой хорошенький! — сказала Аннушка, — Можно, мы его возьмём с собой?
— Нет, нельзя, он же совсем ещё маленький, — запретил я. — Вот если бы тебя насовсем забрать от мамы, как бы ты себя чувствовала?
— Очень плохо, — сразу загрустила Аннушка. — Совсем-совсем плохо.
Пошли мы своей дорогой дальше.
— Смотри, смотри! — горячо прошептала Аннушка. Она шла задом наперёд. — Смотри, что он делает!
Я оглянулся и тоже застыл.
Мама-ежиха и один из её детей осторожно высунули носы и начали принюхиваться, не миновала ли опасность. А наш знакомый малыш, самый маленький и потешный, за нами припустил. Наверное, очень уж мы понравились. ему.
Совсем жалобно посмотрела на меня Аннушка.
— Никак нельзя, — говорю ей. — Я бы сам его с удовольствием взял, да маленький он ещё, погибнет без маминого молочка.
Отнесли мы непослушного несмышлёныша к маме-ежихе.
Положили рядом с ней, а сами быстро разбежались в разные стороны. Чтобы не знал он, за кем бежать.
