Анна в кроваво-алом - [25]

Дом поглощает его без единого эха.

Смотрю налево. На том месте, где погиб Майк Эндовер, пусто, только темное маслянистое пятно на полу. Понятия не имею, что Анна сделала с телом, и, честно говоря, предпочел бы об этом не думать.

Ничто не шевелится, но я не в настроении ждать. В то же время на лестнице мне с ней встречаться неохота. У нее слишком большое преимущество – она сильная, как валькирия, умертвие и вообще. Иду в глубину дома, старательно лавируя между беспорядочно расставленной и укрытой от пыли мебелью. Приходит мысль, что она может сидеть в засаде, что бугристый диван вовсе не бугристый диван, а оплетенная жилами мертвая девица. Я как раз собираюсь от души вонзить в него атам, когда слышу за спиной какой-то шорох. Оборачиваюсь.

– Господи!

– Разве три дня уже прошло? – спрашивает меня призрак Майка Эндовера. Он стоит возле окна, через которое его втащили. Целый. Осторожно улыбаюсь. Похоже, смерть прибавила ему остроумия. Но часть меня подозревает, что передо мной вовсе не настоящий Майк Эндовер. Это просто Анна подняла пятно на полу и заставила его ходить и разговаривать. Но на всякий случай…

– Мне жаль. Что с тобой так получилось. Это не было запланировано.

Майк склоняет голову набок:

– Это всегда не запланировано. Или всегда запланировано. Да по фигу.

Он улыбается. Не знаю – наверное, улыбка должна казаться дружелюбной или ироничной, но выглядит определенно жутко. Особенно когда он резко останавливается:

– Этот дом неправильный. Попав сюда, нам уже никогда не уйти. Тебе не следовало возвращаться.

– У меня тут дело, – говорю.

Пытаюсь не обращать внимания на это его «никогда не уйти». Это слишком ужасно и слишком несправедливо.

– То же дело, что у меня было? – тихо рычит он.

Не успеваю ответить, как невидимые руки разрывают его надвое, в точности повторяя его смерть. Отшатываюсь и натыкаюсь коленом то ли на стол, то ли на что другое, не знаю, да и не важно. Потрясение от вида Майка, снова оседающего в две жирноватые лужи, заставляет меня пренебречь мебелью. Я говорю себе, что это дешевый трюк и что видали и похуже. Старательно замедляю дыхание. И тут с пола снова раздается его голос:

– Эй, Кас!

Глаза мои обшаривают месиво и находят его лицо, перекошенное, по-прежнему соединенное с правой частью тела. Это та часть, в которой остался позвоночник. С трудом сглатываю и стараюсь не смотреть на торчащий хребет. Майков глаз перекатывается в глазницах и смотрит на меня.

– Больно всего минуту, – говорит он, а затем впитывается в пол, медленно, словно масло в полотенце.

В процессе исчезновения глаз не закрывается. Он продолжает смотреть. Уж без этой маленькой интермедии я бы точно обошелся. Продолжая наблюдать за темным пятном на полу, соображаю, что затаил дыхание. Интересно, сколько людей убила Анна в этом доме? А что, если они все по-прежнему здесь? Может ли она поднять их тела словно марионетки и заставить шаркать в мою сторону, демонстрируя различные стадии разложения?

Возьми себя в руки. Сейчас не время паниковать. Сейчас время стиснуть нож и слишком поздно сообразить, что что-то приближается сзади…

Из-за плеча мелькают черные волосы, два-три чернильных щупальца тянутся подманить меня ближе. Резко разворачиваюсь и рассекаю воздух, наполовину ожидая, что ее там не окажется, что она исчезнет в этот самый миг. Но она не исчезла. Она парит прямо передо мной, в полуфуте над полом.

С мгновение мы колеблемся и разглядываем друг друга, мои карие глаза смотрят прямо в ее маслянисто-черные. Стоя на полу она была бы около пяти футов семи дюймов ростом, но, поскольку она парит в шести дюймах над ним, мне приходится почти задирать голову. Кровь тихо капает с платья на половицы. Во что она превратилась после того, как умерла? Какую силу она обнаружила, какая ярость позволила ей стать больше, чем просто призраком, сделаться демоном мщения?

Мой клинок отсек кончики ее волос. Они плавно опускаются, и она наблюдает, как они впитываются в половицы подобно Майку несколько секунд назад. По лицу ее проходит какая-то тень, напряжение, печаль, а затем она смотрит на меня и оскаливается.

– Почему ты вернулся? – спрашивает она.

Я сглатываю. Не знаю, что сказать. Чувствую, как пячусь, хотя и говорю себе не делать этого.

– Я подарила тебе твою жизнь, упакованную и перевязанную ленточкой.

Голос, исходящий из ее зияющего рта, глубок и ужасен. Так звучит голос без дыхания. У нее сохранился еле заметный финский акцент.

– Ты думал, это было легко? Ты хочешь быть мертвым?

В том, как она задает последний вопрос, есть что-то обнадеживающее, отчего ее взгляд становится пристальнее. Неестественно вывернув шею, она бросает взгляд на мой нож. Лицо искажается, гримасы сменяют друг друга стремительно, словно рябь на воде.

Затем воздух вокруг нее идет волнами, и парящая передо мной богиня исчезает. На ее месте оказывается бледная девушка с длинными темными волосами. Ноги ее твердо стоят на земле. Смотрю на нее сверху вниз.

– Как тебя зовут? – спрашивает она, а когда я не отвечаю, продолжает: – Мое имя ты знаешь. Я спасла тебе жизнь. Разве это не будет попросту честно?

– Меня зовут Тезей Кассио, – слышу я собственный голос, одновременно думая, какой это дешевый трюк, и глупый к тому же.