Анна Павлова - [23]
Она ведь была из однолюбов. Только возлюбленный был многолик. Начиная с дебюта в «Баядерке», дня совершеннолетия Анны Павловой, он навещал ее под разными именами, став сущим оборотнем. Силой своей одержимости она, для себя и для всех, превращала его в единственного, вечно желанного.
И в первый вечер ее Никия вложила все сердце в ответную клятву. Поэтому, когда царская дочь позвала баядерку предсказать судьбу, она пришла как равная, гордясь своим счастьем. А та не торопилась назвать жениха: водила по раззолоченному дворцу, кичилась нарядами и украшениями. Но темные глаза Никии рассеянно скользили. Она была занята своей думой, нежно улыбаясь всему.
Тогда соперница подвела ее к изображению жениха, и она узнала...
— Нет! — воскликнули руки. Тело выпрямилось, напряглось.
— Нет, нет! — настойчиво, смятенно, яростно повторяла баядерка, и уже царевна стояла перед ней на коленях, моля о пощаде.
Никию остановили не мольбы. Словно что-то порвалось в сердце. Танцовщица медленно вскинула ладони, повернула их от себя. Баядерка презрительно отталкивала царевну. Трагический жест, почти забытый драматической сценой, потряс балетных зрителей, громкая жалоба оркестра оторвалась в них ужасом и состраданием.
Кончился первый акт.
На галерке еще хлопали, шумели. Партер пустел, публика растекалась по фоце и коридорам.
В аванложе у Безобразова было тесно.
— Ну-с, танцев еще почти не было, а порцию Эстетики нам уже поднесли, — иронически начал журналист Агеевский.
Тощий, негнущийся, совершенно лысый, он был как вздетый на палку череп, в пустых глазницах которого мечется злой огонек.
Безобразов досадливо отмахнулся:
— Вам ведь непременно надо поперек других думать...
— И не столько даже думать, сколько себя показывать, — негодующе перебил Светлов. — А главное, вы, Александр Александрович, пытаясь быть оригинальным, защищаете рутину, банальщину, шаблон! Надо, извините меня, ровно ничего не понимать в прекрасном, чтобы не восхищаться тем, что мы сегодня видим!
Русский танец
Концертный номер
Бабочка
Концертный номер
Стрекоза
Стрекоза
А. Павлова и Л. Новиков — вакханалия
— Да что вы, в самом деле, — усмехнулся Агеевский. — Я же ровно ничего не сказал. И не собираюсь. Если вам угодно, я готов признать, что декадентский стиль вашей королевы Маб (так, кажется, вы изволите называть Павлову) весьма хорош. Согласен даже поклясться, что «фиолетовые руки на эмалевой стене» могут ласкать взоры ничуть не меньше чистого классического стиля.
— При чем, ну при чем тут декаденты?!—простонал Светлов. — Она же чистые сороковые годы: Тальони, Гриди...
— Можно?
В дверях коридора стоял корректно подтянутый молодой, только что вошедший в моду драматург Юрий Беляев.
— Вы так шумите, господа, что, наверно, за кулисами слышно, — не спеша сказал он. — Это вы насчет Павловой, Валериан Яковлевич, что сороковые годы?.. Конечно!.. Она напоминает старинные гравюры. Знаете: лукавая головка, стебельный корпус и кукольные ножки повисли в воздухе — картинка из бабушкиного шифоньера. .. Вообще же, не кажется ли вам, что бале г, рто милое, пустяковое искусство, догорает даже Здесь, на Крюковом канале? Мы демократизируемся, а...
— Ну, знаете ли, именно сегодня!.. — загремел Безобразов.
— Чу, кажется, звонят! — драматически прошептал Беляев и исчез так же, как появился.
Безобразов, сердито отдуваясь, поднялся с насиженного дивана и направился к такому же насиженному стулу у барьера ложи. И пора было. В люстре медленно потухали электрические свечи...
Шествие номер два было одним из шедевров Петипа. Участников хватило бы иа добрую книжку сказок. Теснившаяся в кулисах толпа постепенно редела, торжественно располагаясь на сцене. Выходили группами, и каждая, рассыпаясь, как бы вплетала новый узор в живой ковер, ткущийся на глазах у публики. Белокуро-рыжие красавицы держали в руках попугаев. Чернокудрые словно помогали своей ленивой поступи взмахами вееров. Полуголые негры тащили корзины с цветами. Мулаты размахивали пиками. Воины в блестящих шлемах несли убитого тигра, и чего лапы, свешиваясь с носилок, подрагивали в такт марша. Великаны, присланные из Преображенских казарм (в этот полк подбирали по росту), опускали посреди сцены раззолоченные носилки: из них выходил раджа. Тем же порядком вносили и паланкин царевны: украшенная браслетами ручка подымала шелковую занавеску, ножка осторожно касалась земли, и дочь раджи направлялась к трону, опираясь на руку отца и сопровождаемая приближенной рабыней.
Затем появлялся герой праздника — воин Солор. Он въезжал на огромном бутафорском слоне, который пересекал сцену с помощью воинов, невольников, арапчат.
Индия русского балета XIX века так яге мало походила на настоящую, как непохожи были на Китай шалости французов XVIII века в духе chinoiserie. Все яге она имела свое искусственное очарование.
Медлительно важная парадная выступка сменялась дивертисментом. Его разнообразие намеренно утомляло, одурманивало: танцы массовые и сольные, танцы характерные, демихарактерньге и классические следовали пестрой чередой, прерываемой выходами на поклоны, «бисами». Второй акт, самый длинный и красочный, полагалось смаковать.
