Анна Леопольдовна - [120]

По утрам я пью кофе с принцем и старшими детьми, принцессами Екатериной и Елизаветой. Бедняжка Екатерина глуховата, ведь ее, совсем крохотную, уронили на ступени лестницы. Она, не слыша чужих слов, улыбается любому говорящему. Елизавета – самая разумная и сообразительная из всех детей, она похожа на мать и может вырасти красавицей. Мы, словно бы на театре, представляем из себя некое подобие семьи, сидя вот так, вокруг стола. Кофе и табак – две страсти принца Антона, он зовет их, почти не шутя, «своим утешением». Погода хороша. В гостиной я учу принцесс рукоделию. Вдруг мне кажется, что я замужем за этим толстым человеком по имени Антон, это мои дети; все мы живем здесь, на русском севере, как живут в Архангельске немецкие и английские купцы и ремесленники с женами и детьми. Это иллюзорное чувство длится от нескольких мгновений до нескольких минут. Обедаем мы также вместе; принц полагает, что мое общество полезно принцессам. Зачастую мы беседуем в гостиной. Принц рассказывает о военных походах, излагает девочкам сведения из географии и истории, много месяцев кряду он пересказывал им занимательные романы, написанные некогда его дедом, их прадедом. Мы говорим по-немецки. Когда дети уходят, мы еще остаемся в гостиной. Принц попыхивает трубкой. Я похвалила его умение сходиться дружески с простолюдинами. Он сказал, что русские солдаты все еще не оценены по достоинству:

– Они могут быть необыкновенно храбры и выносливы! Русский солдат – солдат победоносной империи…

Мы вспоминаем принцессу Анну. Он говорит о ней без слез, но с жаром восхваляя ее ум и душу. Однажды он сказал мне, что я красива и что моя красота могла бы быть опасна для него.

– …если бы меня все еще волновали женщины!

Оказывается, он никогда не изменял принцессе; впрочем, я так и полагала. Он очень толст, выглядит куда старее своих действительных лет, и подагрические боли мучат его.

Содержат нас прескверно, потому что пища приготавливается дурная из несвежей провизии. Для получения новых сапог и нового платья себе и детям (также и мне) приходится принцу вступать в переписку с императрицей и униженно просить у нее содействия в удовлетворении насущных нужд наших в пропитании, одежде и обуви. Любопытно, что кофием, табаком, бумагой для писания, сургучом для запечатывания писем, чернилами и перьями снабжают нас в достаточной степени регулярно. Принц шутя уверяет, что без кофию он как младенец без молока! Письма, которые он пишет Ее величеству, запечатывает он же собственной своей печатью и надписывает подле самого сургуча: «К собственноручному распечатанию Вашего императорского величества». Несколько раз присылали из Петербурга хорошее вино, и принц благодарил за эти присылы императрицу особо.

Прогулка в саду, или, как изволит выражаться Вымдонский, «в огороде», могла бы сделаться для меня прекрасным времяпрепровождением; но, во-первых, за нами следит непременно приставленный нарочно для этого солдат; во-вторых, домашняя птица – гуси и утки своим гоготаньем и кряканьем разрывают плавный ход моих мыслей, стаей переваливаются с птичьего двора в сад; и наконец, третье – это дети, бегающие с криками радости в след птицам, при этом маленькие принцы и принцессы не отличаются от детей кормилиц.

* * *

Порою словно приходишь в себя и видишь ясно все, что окружает тебя. Комнаты тесные и душные, здесь же за ширмами отправляешь естественную нужду на судне… Долго не позволялось летом распахивать окна настежь…

* * *

У нас горе. Все дети слегли в оспе. Ухаживая за больными, не имею времени для писания записок.

* * *

Одна из кормилиц шепотом и тайно пересказала мне известие об Иване Антоновиче; будто бы в доме Миллера выглянул мальчик из окошка и, глядя на солдат, работавших на овощных грядах, кричал им детски: «Полите капусту», и еще – солдату Неверову: «Не тронь, Неверов, гороху!». Я почувствовала, что бледнею.

– Какая может быть уверенность, что это именно…

– …Император, он и есть! – подхватила кормилица.

Я строго-настрого приказала ей молчать и ничего не говорить принцу. «Боже мой! – думала я. – Права ли я? Быть может, принцу необходимо знать о старшем сыне?» И я все же решилась сказать.

С большой робостью приступила я к принцу. И здесь случилось совершенно удивительное, что напомнило мне об Андрее. Принц едва взглянул на меня и быстро проговорил:

– Молчите! Молчите, прошу вас! Я знаю, что он жив. Но молчите, потому что все бесполезно…

Я выбежала из комнаты и в коридоре отчаянно расплакалась. Я вспомнила с такою яркостью, как читал мои мысли Андрей!..

* * *

Бина совершенно сошла с ума. Она заперта в комнате, солдаты стерегут ее. Из этой комнаты доносятся то и дело безумные дикие крики несчастной. Она бранит солдат, караулящих ее, русской бранью. Кажется, впрочем, бранит она их недаром, потому что солдаты дразнят сумасшедшую. Бина в ответ швыряет в них чем ни попадя – блюдом, миской, поленом. Один из солдат жаловался, что она чуть было не расшибла ему голову. Она бьет слюдяные окна. С большим трудом удалось отнять у нее нож. Позавчера она вылила на гулявших в саду принцев ночную посудину, полную испражнений.