Анна Керн. Муза А.С. Пушкина - [27]

 – та и вовсе родилась спустя девять месяцев после визита Анны в Тригорское. Разве это не говорит о том, что ее отцом был Пушкин?

Видимо, все же не говорит, если принять во внимание факты. Если бы у Анны была хотя бы тень сомнения в том, кто отец Екатерины, вряд ли бы она перенесла на дочь свою неприязнь к мужу. Насчет того, что загадочный офицер никак не мог быть родителем Анны, тоже есть неоспоримые свидетельства, они в этой книге уже упоминались. Что же касается Ольги, то откуда она вообще могла бы взяться, если Анна ездила осенью в Тригорское с мужем, который не спускал с нее глаз? Да и, судя по собственному свидетельству Пушкина, его первая близость с Анной случилась много позже. Так что, разумеется, он никак не мог быть отцом Ольги. Чего, впрочем, нельзя сказать об Алексее Вульфе…

Переписка Пушкина и Керн продолжалась и после второй встречи в Тригорском, в ней сохранялись и прежний тон, и прежние темы. Так, когда Керн в начале зимы 1825 г. прислала ссыльному поэту томик Байрона, который ему очень хотелось иметь, Александр Сергеевич ответил письмом:

«Я никак не ожидал, что вы вспомните обо мне, и благодарю вас за это от всей души. Теперь Байрон получил в глазах моих новую прелесть, и все героини его примут в воображении моем те черты, которых нельзя позабыть. В Гюльнаре и Лейле я буду видеть вас… Итак, вы, опять вы посылаетесь мне судьбою и проливаете очарование на мое уединение, – вы, ангел утешения… Но я неблагодарный, потому что смею еще роптать… Вы едете в Петербург – теперь мое изгнание тяжелее для меня, чем когда-либо. Может быть, недавно случившаяся перемена сблизит меня с вами, но я не смею надеяться на это. Надежде нельзя верить: она – хорошенькая женщина, которая обращается с нами, как со старым мужем. Кстати, моя милая фея, что делает ваш? Знаете ли, что в его образе я представлял себе всех врагов Байрона, в том числе и жену его?»

Вскорости последовали еще письма «Я снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, а подчас ненавижу, что третьего дня я рассказывал о вас ужасные вещи, что я целую ваши прекрасные ручки, и снова целую их, в ожидании больших благ, – что положение мое невыносимо, что вы божественны и проч. и проч. и проч.».

«Не правда ли, что в письмах я гораздо любезнее, чем в натуре? Но приезжайте в Тригорское, и я обещаю вам, что буду необыкновенно любезен. Я буду весел в понедельник, экзальтирован во вторник, нежен в среду, проворен и ловок в четверг, пятницу, субботу и воскресенье – я буду всем, чем вы прикажете, и целую неделю у ваших ног».

Отъезд в Петербург в этом письме упомянут небрежно, словно вскользь, а между тем он был одной из важнейших вех в судьбе Анны Петровны. Все попытки примирения с супругом и налаживания совместной семейной жизни потерпели крах, отношения с мужем, вместо того чтобы наладиться, еще больше обострились.

«Его низость до того дошла, что в мое отсутствие он прочитал мой дневник, после чего устроил мне величайший скандал. Он вчера мне заявил, что, ежели я чувствую себя такой несчастной, нечего мне было и возвращаться, раз уж он меня отпустил, а он, разумеется, оставил бы меня в покое и не стал бы ни приезжать за мной, ни принуждать меня жить с ним, раз я все время колеблюсь. Чем больше я его узнаю, тем яснее вижу, что любит он во мне только женщину, все остальное ему совершенно безразлично». Что скрывается за деликатным оборотом «любит во мне только женщину», понять нетрудно – похоже, совсем не о любви идет речь. Что же касается слов, что Анне не стоило возвращаться, то они явно были сказаны в пылу эмоций: как станет ясно из дальнейших событий, разрыва Керн не хотел. Но генеральша к этим словам прислушалась и совет мужа приняла.

В конце 1825 г. Анна окончательно решилась расстаться с Ермолаем Керном и уехать от него. Смелость и отчаянность этого шага трудно преувеличить. Тем более если учесть тот факт, что в момент разрыва Анна Керн ждала третьего ребенка.

Разрыв с мужем означал скандал, расставание с детьми, несмываемое пятно на репутации и прочие трудности, в том числе и материальные. Но он давал Анне Петровне свободу. Свободу жить, ни на кого не оглядываясь, общаться с интересными людьми, к которым Анну всегда тянуло, свободу любить или, по крайней мере, искать любовь. И Анна Керн отважилась на этот поступок, воплотив в жизнь стремление, которое созрело у нее очень давно, еще в первые годы замужества: «…судьба моя связана с человеком, любить которого я не в силах и которого… почти ненавижу. Я бы убежала… только бы избавиться от этого несчастья – разделять судьбу с таким грубым, неотесанным человеком… если бы я освободилась от ненавистных цепей, коими связана с этим человеком! Не могу побороть своего отвращения к нему!»

Е. А. Плюшар. Ольга Сергеевна Пушкина, в замужестве Павлищева.

«Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…»

Итак, зимой 1825/26 г. беременная Анна Петровна приехала в Петербург и поселилась вместе с родителями и сестрой Елизаветой на набережной Фонтанки у Обухова моста в доме, когда-то принадлежавшем ее прадеду Федору Полторацкому.