Анна Иоанновна - [25]

Я в твоей власти, если ты непременно желаешь меня наказать, всенижайше и серьезно прошу тебя, лучше казни меня смертью, но не огорчай ссылкой. Если мне придется остаток дней моих провести в печали, я буду смертельно страдать все время, пока проживу». Вестфален рассказывает, что Анна Иоанновна, выслушав речь, настолько расстрогалась, что расплакалась.

Нам остается ответить на вопрос, волновавший как современников, так и потомков: почему намерение верховников ограничить самодержавие потерпело неудачу, почему надорванные кондиции стали кульминацией в победе самодержавия? Причин несколько, но главная из них кроется в отсутствии консолидации среди господствующего сословия, которая наступила несколькими десятилетиями позже.

Несмотря на Табель о рангах, формально ликвидировавшую «перегородки» между отдельными группами дворянства, назвав его шляхетством, различия между ними, как показали события 1730 года, сохранились. Их можно было наблюдать на двух уровнях: между аристократией и остальной массой шляхетства и внутри самого шляхетства.

Волею случая Верховный тайный совет был укомплектован преимущественно выходцами из аристократии, причем представителями двух фамилий: Долгоруких и Голицыных. Составленные ими кондиции отражали интересы прежде всего этих двух фамилий. Вчитайтесь в кондиции и их преамбулу, состоявшие из двенадцати пунктов, и вы обнаружите только два, в реализации которых были заинтересованы широкие круги дворянства: обязательство императрицы заботиться об укреплении и расширении православия и лишении императрицы возможности распоряжаться без суда жизнями и имениями дворян. Остальные же десять пунктов были нацелены на удовлетворение интересов двух аристократических фамилий и имели в виду не изменение политического строя в стране, а ограничение власти конкретного монарха в пользу конкретных фамилий. В этом плане представляет интерес восьмой пункт кондиций, обязывающий императрицу содержать Верховный тайный совет в неизменном составе восьми человек.

Сказанное дает основание считать «затейку» верховников олигархической, удовлетворяющей притязания всего лишь двух фамилий. Отсюда брали начало все последующие ошибочные действия верховников, имевшие более или менее стратегическое значение.

Аристократическая спесь Долгоруких и Голицыных препятствовала привлечению на свою сторону таких влиятельных персон, не принадлежавших к кланам аристократии, но пользовавшихся огромным авторитетом среди шляхетства, как Ягужинский, Татищев, Кантемир и другие.

Батюшки мои, обратился Павел Иванович к Василию Лукичу, прибавьте нам, как можно, воли.

Говорено уже о том было, но то не надо, слукавил князь Василий, не желая «прибавить воли» сыну пастора[60].

К столь же существенным ошибкам олигархов относится игнорирование интересов духовенства, нежелание иметь его в качестве союзника. Привлечение на свою сторону церковных иерархов и главного из них, Феофана Прокоповича; прибавило бы немало весу верховникам.

Консолидация отсутствовала и среди самого шляхетства. Достаточно в этой связи напомнить существование шести-семи проектов, исходивших от шляхетства, чтобы убедиться в отсутствии у него общности взглядов.

Но наличие разногласий не исключало общности их воззрений, которых, по крайней мере, было две: шляхетство недвусмысленно требовало либо упразднения Верховного тайного совета, либо увеличения численности его состава, следовательно, выступало против узурпации им верховной власти. Во всех шляхетских проектах нет требования сохранить самодержавие в том виде, в каком оно существовало до «затейки» верховников. Подобная ситуация открывала верховникам широкий простор для маневрирования, которым они не воспользовались, поскольку находились в плену олигархических иллюзий.

К тактическим ошибкам, обрекавшим олигархов на поражение, относится их нерешительность, отсутствие смелости и желания добиваться победы с использованием своего влияния и власти. Напомним, среди олигархов находились два уважаемых в армии фельдмаршала: В. В. Долгорукий сосредоточивал в своих руках управление Военной коллегией, то есть административную власть над командным составом полевой армии и гвардии, где он значился подполковником Преображенского полка. Что касается фельдмаршала М. М. Голицына, то у него была репутация отважного офицера, по-отечески заботившегося о солдатах и заслужившего их любовь. Верховники не воспользовались этими возможностями и вспомнили о них с большим опозданием.

О большом влиянии фельдмаршалов на внутренние дела доносил английский дипломат К. Рондо. О В. В. Долгоруком отзывался так: «Он великодушен, смел, держится откровенно, говорит свободно», за что и поплатился во время следствия по делу царевича Алексея. Его Петр I отправил в Соликамск, но Екатерина назначила его командовать войсками в Персию, однако за вольные суждения о царице, его выручившей, и ее фаворите вновь оказался в опале. Возвысился при Петре II благодаря протекции царского фаворита и его отца.

К фельдмаршалу М. М. Голицыну Рондо более строг: «Он характера серьезного, скуповат и не из широких натур, но приветлив и очень доступен, человек высокочестный, неудержимой храбрости, проявленной во многих делах против шведов»