Анна Герман - [47]

У Анны вновь появилась бессонница, начали мучить головные боли, приступы тошноты. Ощущение счастья, которое всегда приносила ей работа, исчезло, его место заняли нервозность, сознание тяжелой ответственности, даже чувство какой-то вины. Прежде чем быть допущенной на фестиваль, ей предстояло записать две итальянские песни. Жюри решит, какую песню ей будет позволено исполнить в Сан-Ремо. Начались встречи с композиторами, прослушивания песен. К этим встречам Анна готовилась, как к трудной работе, шла на них уже измотанная, встревоженная, с каким-то неестественным напряжением. Композиторы и поэты-текстовики тоже выглядели скованными. Меньше всего они были похожи на людей, призванных дарить радость. Измученные, с пожелтевшими от усталости лицами, тяжелыми от недосыпания веками, с кругами вокруг глаз...

Ей очень пришлась по душе песня старейшего итальянского композитора Д'Анци, в которой использовалась мелодия из "Трехгрошовой оперы", способная растормошить слушателей. Анна не сомневалась в успехе предварительного прослушивания. Песня плюс авторитет Д'Анци говорили сами за себя.

Каково же было потрясение Анны, когда она узнала, что жюри забраковало песню, найдя ее маловыразительной и беспомощной... И хотя ни Пьетро Карриаджи, ни Д'Анци ни словом не упрекнули исполнительницу (ведь оценивалась песня), Анна чувствовала себя виноватой. Да что там - просто раздавленной! Захотелось немедленно позвонить из Милана в Рим, в Польское посольство, и заказать билет на Варшаву. Как было бы просто! Но, увы, этот выход нереален: существует контракт. Срыв контракта по ее вине грозил бы крупнейшей неустойкой. Ей не выпутаться из этого никогда, даже если бы природа подарила ей еще двести лет жизни...

К вечеру в гостиницу приехал Пьетро Карриаджи. К ее удивлению, он был весел.

- Пожадничал старичок, - по секрету прошептал Пьетро. - Надо, надо было заплатить, а он захотел на дармовщину! А это никогда не сходит с рук!

- Что же теперь делать? - беспомощно спросила Анна.

- Ты что-то плоховато выглядишь, - деловито заметил Пьетро. - Ты же актриса, певица, черт подери! Все ваше славянское самобичевание! Да ты здесь вообще ни при чем, пойми наконец. Ну, будем петь другую песню. Подумаешь, горе!

"Будем петь". Он сказал это так уверенно. А ведь петь-то придется ей одной! Песня другого композитора, тоже достаточно известного и популярного, Фреда Бонгусто, была традиционно-мелодичной, но без особых откровений, без возможностей для исполнителя показать себя... Анна добросовестно начала работать над этой песней. Но в душе у нее по-прежнему звучала та, первая, отвергнутая жюри, но принятая всем существом ее актерской натуры. Она пыталась забыть эту песню, но не могла и невольно сравнивала обе мелодии, убеждая себя в превосходстве новой...

Она ехала на фестиваль и чувствовала, будто участвует в каком-то неженском деле. То она представляла себя в образе гладиатора, обязанность которого, умирая, развлекать праздную публику, то казалась себе прачкой, от каторжного труда которой зависит жизнь или смерть ее детей, то даже загнанной лошадью, которую изо всех сил погоняет растерявшийся, забывший дорогу Пьетро Карриаджи.

На сцене блистали прославленные кумиры: Конни Фрэнсис, Далида, Доменико Модуньо, "Сонни и Шер", Клаудио Вилла... Тридцать соискателей награды, которая даст победителю и его хозяевам состояние, возможность через несколько дней устроить здесь, в Сан-Ремо, городке, привыкшем к разгулу и веселью, грандиозный банкет. Будет рекой литься шампанское, отлично вышколенные официанты будут разносить изысканно-острые блюда итальянской кухни... Потом победитель будет подписывать контракты со всемирно известными фирмами грамзаписи, с респектабельными импресарио, способными обеспечить ему лучшие концертные залы мира, с теле- и радиокомпаниями, которые разнесут его славу по свету...

- Нечего нам больше здесь делать, - обреченно сказал Карриаджи, когда стали известны результаты первого тура. - Видно, чудес не бывает.

Всего несколько дней назад Анне казалось, что если она не станет победительницей, то свершится нечто ужасное, что невозможно даже выразить словами. Теперь другое занимало ее мысли. Луиджи Тонко, композитор и певец, чью песню пела Далида и которому также не суждено было пробиться в финал, приехал в гостиницу, вытащил из ящика стола револьвер и выстрелил себе в рот... Далиду с тяжелым шоком от потрясения увезли в больницу. Что же заставило Тонко покончить с собой? Уязвленное самолюбие, легкоранимая душа артиста, уверовавшего в свой талант и особенно импульсивно отреагировавшего на суровость и придирчивость жюри? Или вещи более прозаические? Например, финансовые неурядицы, угроза разорения, потеря любимой женщины?

Любовь и деньги. Искусство и деньги. Как часто они оказываются крепко скованными, связанными, как часто потеря хлеба означает и увядание роз! И раньше, у себя на родине, Анна знала о многих шероховатостях и подводных камнях своей артистической среды, но здесь впервые в жизни столкнулась с откровенным цинизмом, жестокой коммерцией и конкуренцией, где нет места ни снисхождению, ни состраданию...