Анна - [17]

     Они обречены на пораженье                                   

     или, как минимум, на ложь и униженье.                       

     Таков закон Вселенной изначально.                           

     Он Анну написал всего за ночь.                              

     Не смог он оторваться от портрета.                          

     Банкир готов был щедро заплатить ему за это,                

     хотя сначала не узнал такую дочь.                           

     Из благородной внешности душа ребенка                       

     дышала и светилась тонко.                                   

     Ушёл он в семь, когда небесный свод был ярок,               

     оставив на мольберте свой подарок.                          

     27                                                          

     . . . . . . . . . . . . .                         

     28                                                          

     Я знаю, есть в глубинах мирозданья                          

     такая же свеча из темноты,                                  

     такое же неловкое страданье,                                

     такие же неяркие мечты.                                     

     За многие пространства и парсеки,                           

     что не исчислить цифрою земной,                             

     похожие на близких человеки                                 

     с участием беседуют со мной.                                

     И слышат мои медленные строки,                              

     подносят света аспидный бокал.                              

     Он льётся на меня от звёзд высоких,                         

     как всенощный спасительный хорал.                           

     Нас заключил один безмерный атом...                         

     И наших дней зеркальное вино                                

     разлито между мной и звёздным братом                        

     без времени -- недавно ли, давно?..                         

     Он там горюет обо мне, а я пою                              

     о нём тоску невнятную мою.                                  

     29                                                          

     И любим мы одну и ту же оба,                                

     но не всегда предмет в душе храним.                         

     Моя любовь -- его вражда и злоба,                           

     я, зная путь, всегда иду за ним.                            

     Когда в моей груди заноза боли --                           

     не вскинуть рук, плечом не повести,                         

     на красном поле, полужив от воли,                           

     он птицу Феникс кормит из горсти.                           

     И так зеркальны наши дни и лица,                            

     как мир по обе стороны нуля.                                

     Когда я умираю -- он родится,                               

     когда исчезнет он -- воскресну я.                           

     Среди чужих людей и века злого,                             

     среди дымов и мелочной войны                                

     я знаю -- есть в мирах далёких слово                        

     и сердце, что ко мне обращены.                              

     И начинаю понимать в итоге,                                 

     что это я, но отражённый в Боге.                            

     30                                                          

     Этот Август, это лето, эта легкая скрижаль                  

     на краю Любви и Света, где всегда туманна даль,             

     всё исчезнет, как повадка, мимолётная деталь                

     нашей молодости краткой... Ах, как жаль!..                  

     Утончённые приметы высшей музыки стиха                      

     и вопросы без ответов, и услады без греха,                  

     бесконечные пространства, лёгких птиц и звон, и стон,       

     русский бред непостоянства, скифский сон,                   

     и гармонии великих мелодичных тихих пьес,                   

     и желаний нежных лики, и стыдливый интерес,                 

     эти плечи, эти руки, эти перси и персты,                    

     эти речи и разлуки и непрочность Красоты                    

     в суете великолепий уплывут, как облака.                    

     Так прекрасно и нелепо чередуются Века...                   

     Воздух Греции и Рима, рифмы Блока и Рембо,                  

     одеянье пилигрима, цвет небесный голубой --                 

     этот Свет Души Незримой превращается в Печаль.              

     Всё вовек неповторимо... Ах, как жаль!                      

Глава IV

     1                                                       

     Она родилась в восемьдесят пятом.                       

     Год преломный, смена поколений,                         

     когда ещё платили всем зарплату,                        

     хоть небольшую, но хорошую. А Ленин                     

     стоял везде с протянутой рукою.                         

     Прилавки всё пустели и пустели.