Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 - [11]

Призвав затем еще раз Филиппа Нуаре, маршал дал ему какое-то приказание, которого тот, по-видимому, ожидал, потому что уверенно поклонился и показал тонкий крепкий шнурок из конского волоса.

Кончини велел процессии двигаться дальше.

За барабанщиками шел отряд солдат, которым велено было стоять у эшафота и после совершения казни сдерживать лошадей, предупредив тем самым возможное несчастье. Вслед за солдатами шли двое судей, потом Равальяк, скованный по рукам и ногам цепями, бряцание которых смешивалось с барабанным боем. При его появлении раздались бешенные крики, взметнулись руки, сжатые в кулаки.

Равальяк обвел презрительным взглядом толпу. Лицо у него было бледно, как у мертвеца, черные волосы коротко подстрижены на затылке, борода сбрита.

Справа от него шел, склонив голову, патер Лаврентий, захотевший до последней минуты оставаться при осужденном, слева — стройный, очень высокого роста палач.

Филиппу Нуаре было около тридцати лет. У него было продолговатое бесцветное лицо с выражением невозмутимого достоинства. От длинной черной бороды, падавшей до половины груди, он казался старше своих лет. Его высокая фигура в черном плаще и черном бархатном берете казалась на вид очень хрупкой, а между тем говорили, что он отличался удивительной силой. Рядом шли два его помощника.

Затем следовало человек десять монахов со сложенными в молитве руками и опущенными головами. Ряд солдат замыкал шествие. Мушкетеры остались у ратуши.

Народ был доволен, что убийца любимого короля не ушел от наказания. У эшафота барабанщики и солдаты остановились, а судьи, палач и священник взошли на подмостки. Затем помощники палача ввели преступника, который не оказывал ни малейшего сопротивления и как будто не страшился смерти.

Вдруг он изменился в лице, взглянув на окно ратуши. Там стоял маршал Кончини. Страшная злоба исказила лицо Равальяка, он вздрогнул и хотел оттолкнуть помощников палача, подойти к краю эшафота и громко обвинить в сообщничестве итальянца и его жену. Но при первом же звуке его голоса помощники палача, по знаку хозяина, повалили дрожавшего от злобы преступника.

Слова замерли у него на губах. Палач очень ловко, незаметно для народа, накинул ему на шею приготовленный шнурок из конского волоса и так быстро и крепко затянул, что через несколько секунд бешеные порывы тела превратились в предсмертные судороги. Он захрипел, и все было кончено. Помощники палача привязали к железным кольцам эшафота уже безжизненное тело Равальяка. Но толпа не знала этого и, затаив дыхание, ждала. Старый патер Лаврентий, с ужасом смотревший на все это, опустился на колени и стал молиться.

Между тем на край эшафота ступил один из судей и громко зачитал приговор:

«Мы, Мария, регентша Франции, от имени малолетнего короля Людовика XIII, совместно с нашими министрами, признали правильным и приказали предать палачу и казнить четвертованием на открытой площади убийцу короля — Франсуа Равальяка».

Следовало число, месяц, год, указание на собственную подпись королевы и королевскую печать. Судья передал бумагу палачу, мельком взглянувшему на подписи королевы, герцога д'Эпернона и Кончини.

Затем помощники палача подвели лошадей к самому эшафоту и закинули на него веревки, соединенные с упряжью.

Филипп Нуаре дал знак, помощники быстро привязали веревки к ремням, затянутым вокруг шеи, рук и ног Равальяка. Палач взял бич и громко щелкнул им. Помощники выпустили из рук поводья, бешеные животные взвились на дыбы и изо всей силы рванулись в разные стороны. Раздался громкий продолжительный крик.

Женщины, стоявшие в толпе, не ожидали такой ужасающей картины. Увидев как лошади, сейчас же схваченные солдатами, тащили за собой на веревках оторванные руки, ноги и голову преступника, они закричали и закрыли лица руками. Даже мужчины не могли без содрогания смотреть на это. Доски эшафота обагрились алой кровью казненного.

Некоторые из мужчин и женщин подошли и подставили платки под стекавшую кровь убийцы короля.

Опять забили барабаны. Судьи, монахи и палач покинули площадь, предоставив помощникам сложить обезображенные останки в черный ящик, который после заката солнца без молитвы и отпевания должны были опустить в яму, вырытую в особом углу у ограды кладбища.

VI. АННА АВСТРИЙСКАЯ

— Их величества уже уехали из Лувра? — спросил принц Генрих Конде у любимца молодого короля графа Люиня, встретив его в приемной Людовика XIII.

— Король садится в экипаж, — ответил де Люинь.

— А наша молодая прекрасная королева?

— Герцогиня де Шеврез передала сейчас, что ее величество одевается.

— Так надо поторопиться, граф! Поедемте вместе в моей карете!

— Очень благодарен, ваше высочество.

Они пошли через анфиладу комнат в галерею, где наблюдалось оживленное движение камергеров и придворных дам. Лакеи с дорогими шубами и шалями в руках бежали к стоявшим у подъезда экипажам.

— Многое изменилось за эти пять лет после смерти короля Генриха, — сказал принц Конде. — Подумайте только, как его скоро забыли, граф!

— Только здесь, в этом дворце, ваше высочество, — отвечал де Люинь.

— Припоминаете, как скоро королева-мать снова повеселела и как радостно вступила на трон единодержавной правительницей!