Анкета Пруста - [3]

Актер Пол Ньюмен упорно повторял одну и ту же шутку о двух галстуках: «В чем твоя экстравагантность?» — «Ношу два галстука». — «Какие качества ты больше всего ценишь в мужчинах?» — «Два галстука». — «Что тебе больше всего не нравится в самом себе?» — «Что у меня всего лишь два галстука». Окей, Пол, два галстука, так два галстука.

Баптист Джеймс Браун чистосердечно (на это мало кто отваживается) ответил на все вопросы. Много было сказано о Боге и баптистской Церкви. Браун не любит лентяйства, в мужчинах ценит благородство, сожалеет, что мало знает об американских индейцах. Его любимый герой — предводитель апачей Джеронимо, любимые имена — библейские. Все это в целом вызывает уважение и наводит скуку. Поэтому поспешим перейти к более остроумным ответам. Самой лучшей, анкетой анкет, «Vanity Fair» признал анкету юмориста Фрэна Лебовица, который, отвечая на любой вопрос, обходился одним словом: «При каких обстоятельствах ты лжешь?» — «До». — «Когда твой вид тебе больше всего не нравится?» — «После».

Издатель сборника «Vanity Fair» сам указывает читателю на лучшие ответы, вынося в подзаголовки наиболее любопытные и вкусные. «Самое разрекламированное достоинство: 60 сантиметров в талии» (Лорен Бэколл, легенда Голливуда). «Самое экстравагантное во мне: моя карта Visa» (Тони Беннетт, эстрадный певец). «Любимое путешествие: последняя миля до дома» (Джонни Кэш, исполнитель музыки кантри) или «Отсюда до холодильника с пивом» (Пол Ньюмен). «В друзьях более всего ценю зарядное устройство для аккумулятора и буксирный трос» (Том Уэйтс, музыкант). «Мой девиз: „Крепость не сдавать, я иду!“ — это в школьном возрасте, а теперь: „Да пошли вы…“» (Майк Уоллес, тележурналист). «Когда и где я была счастлива: между двумя замужествами» (Хеди Ламарр, кинозвезда, изобретатель). «Что меня больше всего пугает: пересчет километров в мили» (Дэвид Боуи, рок-музыкант).

Где вам хотелось бы жить?

«Мне не хотелось бы жить в Америке, но иногда хочется. Не хотелось бы жить под открытым небом, но иногда хочется. Мне нравится жить во Франции, а иногда — нет. Мне не хотелось бы жить на джонке, но иногда хочется. Мне не хотелось бы жить с Урсулой Андресс, но иногда — да», — писал Жорж Перек. Нет, нет, это не ответы французского писателя на опросник Пруста. Это — его эссе «О том, как трудно вообразить идеальный город».

Иногда — да, иногда — нет. Не на том ли мы стоим? Что есть наше «я», этот крест, это стойкое заблуждение, обременяющее нас всю жизнь, эта иллюзия прочности, надежности, субстанциальности? Сколько было попыток освоить понятие «cogito» в философии, психологии, литературе! Помните «Невыносимую легкость бытия»? Кундера представляет так называемый экзистенциальный код (экзистенциальные тэги, сказал бы я сегодня) своих героев. У Терезы: тело, душа, головокружение, слабость, идиллия, рай. У Томаша: легкость, тяжесть. Это ключевые понятия, открывающие путь к их воображению, к пониманию их действий, их образа жизни… Красиво, хотя, пожалуй, слишком складно и однозначно. Потому что ведь иногда — да, а иногда — нет. Но, по меньшей мере, это хотя бы попытка очертить «я» без участия психологии, без упрощенных, нудных разговоров о комплексах и вытеснении.

Трудно отделаться от устоявшегося представления об опроснике Пруста как альбомно-светском или медийном развлечении, увидеть в нем нечто большее. И все же одно в нем мне нравится: он возник и развивался в эпоху, когда зародился, формировался и вскоре стал агрессивно навязывать свою точку зрения психоанализ, который характеризует личность не на основе высказанного, а на основе скрытого. Я охотно оценил бы опросник выше, чем тот, вероятно, заслуживает, так как он приглашает к разговору о нас вне рамок психологии. В конце концов, все мы что-то в себе подавляем и что-то вытесняем, тонем в трясине семейных отношений, поддаемся тем или иным неврозам. Подсознание — наша тюрьма. Свободу мы обретаем только в слове, когда подыскиваем точную формулировку, недурно звучащий ответ или хотя бы незамысловатую шутку.

Ваше самое большое достижение?

Тринадцатилетний Пруст, отвечая на вопрос о качествах, ценимых им в женщинах, перечислил: мягкость, естественность, ум. В мужчинах — ум и благородство. Двадцатилетний Пруст ответил иначе. В женщинах — мужественность и искренность в дружбе. В мужчинах — очарование женственности. Умнеет, как видно, человек со временем.

С тех пор прошло много лет. Дождался, наконец, и я (это было в самом конце XX века): еженедельник «Wysokie obcasy» предложил мне ответить на прустовские вопросы. Большую часть ответов я не помню. Помню, что на вопрос, кем я хотел бы быть после смерти, изрек: «Деревом в ее саду». Возвышенным и поэтичным казался мне тогда мой ответ. Сейчас я не вижу в нем ничего, кроме вульгарного фрейдизма.