Анкета Пруста - [2]

Французские классики XVII века предложили при отточенности формы глубину содержания. Салон века XVIII многое переделал на свой лад: появились очаровательные, не чуждые афористичности, но чересчур уж забавные безделушки, эдакие птифуры. От моралистической традиции остались склонность к портретированию и влечение к языковой виртуозности, а литература уступила место блестящей шутке, ловкой, но пустой словесной эквилибристике, восхищающейся собственной находчивостью. Маркиза дю Деффан о герцогине д’Эгийон: «Она похожа на статую: прекрасно выглядит на постаменте и чудовищно на мостовой».

В жизни французского салона с его играми, составлением психологических портретов, с прекрасными, подчас гениальными, формулировками и молниеносными ответами на любые выпады можно усмотреть зарождение разнообразных вербальных развлечений, которые радовали человечество последние два столетия, особенно в предкомпьютерную эпоху.

Ради красного словца не пожалели бы ни матери, ни отца не только во французском салоне, но и в современной телестудии. Я знаю людей, готовых рискнуть карьерой (а стало быть, и всей жизнью) за вертящееся на языке словечко: они должны произнести его любой ценой и достойны восхищения, ибо, ставя на вербальное чудо, не ждут никакой корысти. Это замечательное племя заслуживает отдельного описания. Впрочем, отвечая на вопросы анкеты, никто ничем не рискует, разве что толпа будет разочарована не слишком забавным ответом своего кумира.

Ваше любимое занятие?

Конечно, анкета Пруста — светское развлечение в долгие, грозящие скукой вечера, детская игрушка, которую, дурачась, когда-то заводили в лондонском Челси-Виллидж или на скамейке парижского парка Тюильри, а сейчас — в редакциях глянцевых журналов. Впрочем, занятие это не хуже повторения чьих-то острот, рассказывания анекдотов или пения русских песен у костра.

Но опросник — еще и один из тысяч способов тестирования личности, в XX веке разработанных доморощенной поп-психологией, а иногда и серьезными институциями. Взять хотя бы анкету для получения американской визы с ее дотошностью… Да и кто из нас не тянулся за карандашом, чтобы отметить в глянцевом журнале свои ответы на вопросы той или иной психологической игры, кто не подсчитывал очки, не проверял по предпоследней странице, интроверт он или экстраверт, потенциальный убийца или жертва, лидер или ведомый, сексуально раскован или закомплексован.

Однако если поразмыслить, условно признав значительность опросника, то можно заметить, что иногда он затрагивает вечную и чрезвычайно важную тему: как описывать мир и прежде всего нас самих? Докапываться ли до сути путем кропотливого анализа, бесконечных интроспекций или ухватить целое в нескольких броских словах, в блестящем афоризме? Что лучше отражает сущность окружающего мира и нашей жизни: молниеносный ответ на вопрос наподобие «Что тебе ненавистно в себе самом?», «Какими принципами ты руководствуешься?» — либо 30 страниц исповеди старого солдата или подростка?

Краткая философская и литературная форма — максима, отрывок, осколок — позволила создать столько необычайных и фундаментальных произведений (от немецких романтиков, включая Ницше, Лихтенберга и до Чорана и многих других), что нельзя пренебрегать ее новаторскими возможностями и верой в то, что о непостижимом целом можно судить по его малой части. Нас всегда будет манить соблазн разобрать по косточкам и разложить по полочкам собственное или всеобщее существование. Услышав тот или иной афоризм, золотую мысль, суперсентенцию, мы подумаем: «Вот оно!» — то есть на минуту поверим, что эти случайные слова и есть та самая наиправдивейшая правда, которую надлежит запомнить. А через час о ней забудем. Таков ритм нашего мышления: мечта то о мгновенной концентрации, сжатии максимума до минимума, то — о длительной экспансии, бесконечном обдумывании каждой детали и каждого «но».

Ваша главная черта?

Возвращаюсь на землю, то есть к опроснику. Когда мы оказываемся в поле зрения телекамеры или нетерпеливого читателя «Vanity Fair», то сразу попадаем в порочный круг: ведь, чтобы полностью раскрыться, нам следовало бы, собственно говоря, молчать. Публично обнажаясь забавы ради в скоропалительной медийной игре, мы вступаем на территорию социальной игры, располагаемся в пространстве диалога между подлинным мнением о себе и впечатлением, которое хотелось бы произвести. Между сутью дела, которую — кажется — нам временами удается ухватить, и видимостью, которую мы создаем. Между желанием исповедаться и побуждением представить себя в «выгодном свете».

По большинству ответов в телепередаче Пиво и по многим из «Vanity Fair» заметно, что сейчас выгоднее не резать правду-матку, а произвести яркое впечатление. Именно к этому тяготеют в наши дни подобные развлечения. Лучше всего выглядят те участники, которые, хоть немного и раскрываются, однако не забывают, что они на сцене, а не в исповедальне. Рекомендуется: легкая самоирония (Джули Эндрюс, например, издевается над своим носом), искусное жонглирование словами вкупе с упоминанием кое-каких фактов из жизни.