Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают - [24]

— Пошли, — сказал он.

И они пошли.

Туда, куда вели следы сбежавшей на краулере бытовой кибертехники.

Идти оказалось даже легко. Песок пружинил под подошвами унтов, а пониженная гравитация не позволяла в полной мере ощутить тяжесть систем жизнеобеспечения, встроенных в дохи. Но сколько предстоит пройти, прежде чем они догонят краулер? Из Ахилла, преследующего черепаху, они превратились в черепаху, преследующую Ахилла. Что на этот счет утверждал Зенон со своими апориями? Имелись у черепахи хоть какие-то шансы?

— Вечерние прогулки на свежем воздухе весьма благотворны для здоровья, — светским тоном сообщил Максим, который не мог заставить себя идти размеренным походным шагом и норовил забежать вперед, отстать, разглядывая торчащую из песка вершину плоского камня, или пытаясь пнуть откатившийся от колонии кактус, чтобы тот выпустил из себя накопленную влагу и взвился в воздух колючей ракетой.

Аглая понуро шла рядом с Андреем, и тот почти физически ощущал, как с каждым шагом из нее по капле уходят душевные силы, которые она с таким трудом собрала, превозмогая отчаяние.

«Мы — не первопроходцы», — подумал Андрей с горечью. — «Мы всего лишь ученые. Археологи. Мы не готовы к таким испытаниям. Мы неспособны на подвиги, кроме научных. Хотя, если честно, то и научные подвиги нам не по плечу. Ситуация с проклятыми модулями это доказала. Засосал быт. Мы чересчур привыкли к земным удобствам, а здесь, в космосе, удобств нет. И не должно быть. Здесь место подвигу. Самоотречению. Самопожертвованию. Без этого — никак. Нужно было заставить Аглаю взять баллоны. Один спасшийся лучше, чем трое погибших. Или я бы не смог? Не смог отдать баллон?» — Эта мысль так его поразила, что Андрей остановился, прислушался к своим ощущениям. — «Я не трус… но я боюсь… боюсь умирать безо всякой надежды на спасение. А она есть? Надежда? Идем вслед за сбежавшей посудой и утварью… Смелые археологи погибли в пустыне, пытаясь догнать сбежавший от них кофеварочный автомат. Такое в газете писать стыдно… отдали жизнь за чашечку эспрессо…»

— Буря, — вдруг сказал Максим, и Андрей не сразу понял — к чему. — Надвигается пылевая буря.

Глава двенадцатая. Буря и помощь

Они успели сцепиться страховочными фалами, чтобы не потерять друг друга, как песок под ногами заходил ходуном. На поверхности возникли волны, сначала мелкие, похожие на рябь, а затем все выше и выше, достигая человеческого роста. Марсианский прибой — извечный предвестник марсианской пылевой бури.

Волны песка обрушились на археологов.

Андрею казалось, будто он попал в настоящий морской прибой и не может выбраться на берег, потому как волна, выбрасывая его на песок, не дает зацепиться и увлекает за собой, с каждым разом оттаскивая все дальше в беснующийся океан.

Аглая больше всего боялась потерять дыхательную маску, и одной рукой прижимала ее крепче к лицу, а другой ухватилась за страховочный фал, с обреченностью ожидая — вот сейчас одна из песочных волн подхватит ее, вознесет на гребень и со всего маху размажет о шхеры.

«Надо было согласиться на баллон», — единственная фраза болталась в опустевшей от иных мыслей голове, вызывая наряду со страхом жгучий стыд. Но иных, более подобающих героической гибели, слов Аглая при всем желании вспомнить не могла. Не могла и всё тут!

И лишь Максим, пользуясь своими габаритами, еще как-то противостоял марсианскому прибою, двумя руками удерживая фалы, похожий на могучего рыбака, который тащит из громадных волн сети с попавшими в них рыбинами. Сам себе он представлялся Портосом в пору заката мушкетера-великана, когда тот, преодолевая немочь в ногах, держал на себе обрушенный взрывом свод в подземелье, спасая лучших друзей. Вот и Максим ощущал как постепенно и неумолимо силы покидают его, ноги подгибаются и нет мочи стискивать страховочный фал, удерживая друзей на месте, не давая им мотаться под ударами волн, угрожающих содрать с попавших в ловушку людей дохи, унты, кислородные маски, размозжить о камни.

Он скрежетал зубами, но держал. А когда ощутил, что напор марсианского прибоя стихает, и хотел было вздохнуть с облегчением, набрать в судорожно сжимающиеся легкие больше воздуха, что-то ударило с такой силой, будто на него и впрямь рухнул свод пещеры. Максим опрокинулся, баллоны впились в ребра, дыхание не могло вернуться, и почти теряя сознание он увидел как с почерневшего неба обрушился водопад черных лоскутов, словно над ним кромсали ножницами бесконечную непроглядную тьму.

Портос истощил свои силы и пал.

Андрей пытался высвободиться из под горы песка и никак не мог это сделать. Буря воздвигала огромную пирамиду, которая вот-вот его раздавит.

И только Аглая невозможным чудом осталась на ногах, наклонившись глубоко под неистовый ветер, крепко ухватив страховочный фал, сама не понимая — зачем и ради чего она выдерживает удары бури, которая молотила стальными кулаками, а она продолжала стоять и шептать всплывшие из далекого детства стишки, очень древние, очень непонятные стишки:

«Ой вы, бедные сиротки мои,

Утюги и сковородки мои!

Вы подите-ка, немытые, домой,

Я водою вас умою ключевой.»