Аниськин и сельские гангстеры - [6]

Совхоз имени Но-Пасарана относился к райцентру Труженик и находился в непосредственной близости от него. Хотя Костя и обозвал свое новое место жительства дырой, дырой ни Но-Пасаран, ни Труженик не был. Живописнейшие окрестности райцентра с одной стороны окружала колония для преступников средней степени опасности, с другой – таможенный пост, предупреждающий обмен между Казахстаном и Россией запрещенными товарами и гражданами без паспортов.

В самом совхозе был даже вполне крупный мелькрупкомбинат, приносящий доход совхозу и пользу обществу. Правда, никто в окрестностях не называл его по официальному названию: «Пробуждение». Каждый норовил позатейливее и пообиднее вывернуть это вполне приличное название, и звали его кто «Заблуждение», кто «Побуждение», а кто просто и лаконично «Блуждение». Зато у комбината было славное прошлое. Его построили еще при Екатерине II, он благополучно перескочил в двадцатый век и вполне сносно перекочевал в двадцать первый.

Достопримечательности, созданные человеком, прекрасно гармонировали с природными красотами. Непроходимые леса оказывали добрую услугу беглым уголовникам и нарушителям таможенной границы, в озере под названием Чертов омут по издревле заведенной традиции топились соблазненные и брошенные красавицы, небольшая, но ледяная речушка Нахойка была богата пескарями и острыми камнями. То есть в принципе, Но-Пасаран мало чем отличался от любой другой жилой точки российской глубинки.

Почему Костя после окончании школы милиции выбрал именно эту точку? А он ее и не выбирал. Он выбрал образ жизни и призвание, а место, где все это добро можно было реализовать, выбрала ему комиссия по распределению.

Школу милиции Костя Комаров и его брат Кирилл закончили на «отлично». Это единственное, что было у них общего. Правда, братья были похожи. Но это скорее подчеркивало их различие, чем отмечало сходство. Всю жизнь двойняшки недолюбливали разных учителей, влюблялись в разных девчонок, предпочитали разную начинку в пирожках и стили в одежде. После выпускного экзамена дороги двойняшек в первый раз разошлись. Кирилл остался в городе, он избрал престижную и высокооплачиваемую стезю адвоката и поступил в юридическую академию. Константин же решил посвятить свою жизнь искоренению зла и насилия в образе преступности и попросился в провинцию. Там он хотел на деле доказать свою теорию о построении идеального правового общества в отдельно взятом населенном пункте.

Но-Пасаран Косте и нравился, и не нравился. С одной стороны, монотонность и архаичность местной жизни грозила ограничить масштаб преступлений кражей цыплят и яблок. С другой – работа в селе включала в себя не только рутинную работу сельского участкового: здесь он был сам себе начальник, сам себе следователь и сам себе группа захвата. У него было даже собственное отделение милиции, переоборудованное из послереволюционной избы-читальни.

Отделение было небольшое, трехкомнатное. В первой комнате, бывших сенях, стояли два ряда кресел, экспроприированных прежним участковым из но-пасаранского клуба. Они предназначались для ожидавших своей очереди посетителей. Кресла, обтянутые облезлым коричневым дермантином, практически всегда пустовали, но это не мешало им создавать впечатление того, что посетители в отделении все-таки бывают и даже сидят в очереди. Вторая комната была оборудована под кабинет участкового или приемную. И третья, самая главная, гордо именовалась камерой предварительного заключения или по-городскому изыскано – обезьянником. В отличии от первой, эта комната почти всегда была обитаемой. Любящие супруги за бутыль самогона подкупали текущего участкового и заключали разбуянившихся не в меру суженых на день-два за решетку для просыпу. Частенько «просып» длился целую неделю, так как сердобольный текущий участковый за умеренную плату поставлял временным заключенным утешительные бутыли с мутноватым пойлом, и даже сам коротал с узником длинные трудовые будни, звонко чокаясь через крупную металлическую решетку и провозглашая любимые но-пасаранские тосты: «За справедливость» и «За композитора Стравинского». Впрочем, Комаров еще не познакомился с местными традициями и пока просто любовался красотами нетронутой природы Но-Пасарана и окрестностей.

А окрестности были колоритны и выразительны, с элементами архаичности и налетом цивилизации, со своей историей и характером. Особенно нравилось Косте раннее утро. Оно веяло на него чем-то сказочным, из давно забытого детства, чем-то тургеневским и историческим.

В это утро привычная для сельчан картина немного разнообразилась. Все так же разноголосо и бесстыже орали петухи, все так же звонко, как бы любуясь собой, щелкал кнутом уже давно не привлекающий женского внимания пастух, все так же, позевывая и ругая на чем свет стоит свою женскую долю, выгоняли коров хозяйки. Но зевок застревал на полпути, а женская доля начинала приобретать новое звучание, когда взор их падал на нового, молоденького и неопытного участкового.

Да, Костя был симпатичным юношей. Не особо рослым и мускулистым, но выгодно отличающимся от местных несмываемым налетом внутренней и внешней интеллигентности. Но не внешние и внутренние качества участкового привлекали сельчанок в это раннее летнее утро. Их привлекало то, что вез через все село на ржавой, видавшей виды тележке этот самый Константин Дмитриевич.