Аниран расправляет плечи - [10]

Тогда-то и появился магистр Анумор — учёный муж, слава о котором шла впереди него. Гуляев и несколько его последователей из ставшей родной деревни дошли до Обертона. Но им не пришлось локтями продираться сквозь жизнь, не пришлось начинать с самого низа. Очень быстро он добился аудиенции у короля. Очень много ему рассказал. Очень многим похвастался. И получил карт-бланш на свою деятельность.

С тех пор прошло много зим. Суровых зим. Холодных и голодных зим. Но Гуляев продолжал делать то, что у него получалось лучше всего — он делился знаниями. Своими идеями он захватил разум короля и через него продвигал эти идеи. Вскоре появился Университет, куда отбирали перспективных юношей и девушек. Затем началось строительство дорог, что значительно сократило время в пути и нашло применение множеству отчаявшихся рабочих рук. Потом Гуляев увлёкся мореплаванием. Руководствуясь памятью, он устремился в погоню сразу за двумя зайцами — решил создать паровой двигатель и обеспечить флотоводцев подзорными трубами.

Из этой идеи даже что-то вышло. Осенью он побывал в Равенфире, куда привёз телескоп. Тот самый неуклюжий телескоп, который установили на Башне Бдения. Но это был не первый готовый телескоп. Один уже нескольким зим стоял на башне в Обертоне. Один отправили в Валензон, а два других в портовые города — Шамасс и Мармасс.

Прекрасное расположение городов-близнецов на краях залива в форме подковы позволило Гуляеву осуществить вторую мечту, которой он загорелся, — установить созданный им паровой двигатель на первый в этом мире пароход. Благодаря тому, что этой идеей Гуляеву удалось заинтересовать и короля, и церковь, с постройкой не возникло проблем. Из казны была выделена необходимая сумма, а на стапелях Шамасса заложен пароход с двумя гребными колесами по бортам.

С момента, как пароход вышел с своё первое плавание, прошло несколько зим. К сожалению, очень быстро стало понятно, что путь через открытый океан пароход не осилит. Бурные океанские воды очень быстро отправят его на дно. А потому, единственным его предназначением, кроме хвастовства перед заморскими послами, стали туристические маршруты по заливу между городами-близнецами. По сей день те, для кого забота о хлебе насущном не стояла на первом месте, регулярно путешествовали и охотно платили золотом. Хоть с военной точки зрения пароход бессмыслен, он всё же приносил доход. Он не стал тяжёлым бременем для казны. Хоть всё ещё не окупил затраты, но, с экономической точки зрения, имел перспективу.

Я слушал Гуляева с забитым ртом. Слушал, представлял, проигрывал в голове и не задавал вопросов. Но дурацкая идея с паровым двигателем и пароходом заставила меня недоумённо скривиться. Я не разделял восторженности Гуляева, когда он рассказывал о своём детище. Я сразу задал себе тот вопрос, который он был обязан задать себе изначально: а на хрена? На хрена это было делать? Пусть даже местные буржуи готовы тратить деньги, чтобы прокатиться с ветерком. Зачем это всё, если через сто лет, — а может даже через пятьдесят, — всё это не будет не иметь ни малейшего смысла. Не останется ни специалистов для обслуживания, ни команды умелых моряков, ни туристов. Некому будет даже уголь в топку кидать. Зачем было создавать нечто столь сложное и неуместное, если вскоре этот пароход вместе с первым в этом диком мире паровым двигателем будет ржаветь на берегу?

— А зачем, проф? — пришлось сократить слово «профессор» из-за набитого рта. — Разве это было столь необходимо?

Гуляев мечтательно заболтался, видимо, вспоминая минувшие счастливые дни, где он был востребован и нужен, и не сразу понял, о чём я. И тогда он разродился лекцией. Так, наверное, он вещал своим студентам в далёкой нынче Москве — со снисходительным апломбом, размахивая руками и горделиво задрав подбородок.

Он рассказывал мне про то, как важно делиться достижениями научного прогресса. Как важно делиться знаниями и помогать тем, кто стоит на более низкой ступени развития. Кто, даже через сотню лет, своими силами вряд ли придёт туда, где давно стоим мы. И мы, он говорил, обязаны им помогать. Не просто указать направление, не просто намекнуть, а всецело погрузиться в процесс изменения мира. Мы не можем игнорировать то, что знаем больше, чем знают они. Мы — демиурги. Мы должны показать, чего они могут добиться с помощью знаний, которыми мы с ними искренне поделимся. Мы можем стать для них навигаторами. Проводниками в новый, лучший мир. Благодаря своим знаниям, мы должны поднять эту цивилизацию на следующую ступень. Дать толчок эволюции. И тогда, возможно, поменяется социальная структура общества. Тогда, возможно, они успеют измениться и найдут причину своих неудач. А может — чем чёрт не шутит — сами смогут излечиться. Благодаря нашему влиянию, благодаря влиянию аниранов, которые сюда и были посланы с этой миссией, они смогут спастись. Смогут спасти самих себя.

Если честно, я не особо понял сути его философствований. Он реально вещал, как самовлюблённый оратор. И, как по мне, нёс какую-то фигню. Прогресс… Ступень эволюции… Какой на хрен прогресс? Сколько ещё пройдёт зим, прежде чем они начнут жрать себе подобных? Он забыл главное: они вымирают. Этот мир умирает. Нужно искать возможность победить бесплодие, победить болезнь, а не строить воздушные замки. Нужно прямо сейчас искать возможности синтезировать лекарство и испытывать его на аборигенах. Нельзя тратить время на подсказки и попытки дать толчок прогрессу.