Анин Дом Мечты - [71]
— Никто не знает, как Дик получил эти травмы, мисс Корнелия. Быть может, это произошло вовсе не в пьяной драке. Его могли подстеречь и ограбить. Такое бывает.
— Бывает, что коровы летают, — сердито сказала мисс Корнелия. — Ну что ж, суть того, что вы мне сообщили: решение принято и бесполезно что-либо говорить. Я не охотница толочь воду в ступе. Если что-то неизбежно, я уступаю. Однако предпочитаю сначала удостовериться, что это в самом деле неизбежно. Теперь я направлю все мои усилия на то, чтобы утешать и поддерживать Лесли. И к тому же, — добавила мисс Корнелия с надеждой в голосе и оживившись, — может оказаться, что Дику все же нельзя вернуть рассудок.
Глава 31
Истина освобождает
Приняв решение, Лесли приступила к делу с характерной для нее энергией и быстротой. Однако какие бы вопросы жизни и смерти ни ожидали своего разрешения, в первую очередь следовало закончить весеннюю генеральную уборку. В сером доме среди ив был наведен безупречный порядок и чистота — чему с готовностью содействовала мисс Корнелия.
Мисс Корнелия, высказав все, что думала, сначала Ане, а позднее Гилберту и капитану Джиму — не пощадив при этом, будьте уверены, никого из них, — никогда не заговаривала на эту тему с Лесли. То, что Дику предстоит операция, она приняла как факт, о котором упоминала, когда это было необходимо, деловым тоном и который игнорировала, когда такая необходимость отсутствовала. Сама Лесли никогда не делала попыток обсудить с кем-либо свое решение. В эти прекрасные весенние дни она была очень холодна в обращении и молчалива. К Ане она заходила редко и хотя была неизменно вежлива и любезна, сама ее вежливость вставала ледяной стеной между ней и обитателями маленького домика. Прежние шутки, смех, простые дружеские слова не могли пробиться к ней за эту преграду. Но Аня отказывалась чувствовать себя обиженной. Она понимала, что Лесли в тисках ужасного страха — страха, не позволяющего ей вкусить даже мимолетных радостей и удовольствий. Когда одно сильное чувство завладевает душой, все остальные эмоции оказываются как бы отодвинутыми в сторону. Еще никогда в жизни, глядя в будущее, Лесли Мур не содрогалась от более нестерпимого ужаса. Но она шла вперед той дорогой, которую выбрала, без колебаний и так же решительно, как шли своим избранным путем мученики древности, зная, что в конце его их ждет огненная агония смерти на костре.
Финансовый вопрос был решен с гораздо большей легкостью, чем того опасалась Аня. Лесли заняла необходимую сумму у капитана Джима, и, по ее настоянию, он взял закладную на маленькую ферму Муров.
— Так что у бедной девушки одной заботой меньше, — сказала мисс Корнелия, — да и у меня тоже. Если Дик поправится настолько, что опять сможет работать, то он будет в состоянии выплачивать проценты по закладной, а если нет, я знаю, что капитан Джим сумеет устроить так, чтобы Лесли не пришлось это делать. Так он сказал мне. «Я, — говорит, — старею, Корнелия, а ни детей, ни внучат своих у меня нет. Лесли не примет подарка от живого человека, но, может быть, она примет его от умершего». Так что в этом отношении все будет в порядке. Хотела бы я, чтобы и все остальное могло бы устроиться так же хорошо. Что же до этого негодяя Дика, он был просто ужасен в последние несколько дней. Дьявол в него вселился, поверьте мне! Мы с Лесли не могли заниматься своим делом из-за его выходок. Один раз принялся гонять по двору ее уток, и гонял до тех пор, пока большинство их не сдохло. И ничегошеньки не хотел сделать для нас! Иногда, как вы знаете, он помогает по хозяйству — приносит дрова и ведра с водой. Но на этой неделе, если мы посылали его к колодцу, он норовил сам спуститься в него. Я один раз подумала: «Если бы ты только бросился туда вниз головой, все так мило устроилось бы!»
— Мисс Корнелия!
— Нечего, душенька, говорить мне таким тоном «мисс Корнелия»! Любой на моем месте подумал бы то же самое. Если монреальские доктора могут сделать разумное существо из Дика Мура, они чудотворцы.
Лесли повезла Дика в Монреаль в начале мая. Гилберт поехал с ней, чтобы помочь в дороге и устроить Дика в больницу. Домой он вернулся с известием, что монреальский хирург, к которому они обратились за консультацией, согласился с ним, что есть большие основания надеяться на восстановление умственных способностей Дика.
— Очень приятно слышать, — саркастически отозвалась мисс Корнелия.
Аня только вздохнула. Лесли держалась очень сухо, когда они расставались. Но она обещала писать, и спустя десять дней после возвращения Гилберта от нее пришло первое письмо. Лесли писала, что операция прошла успешно и что Дик быстро поправляется.
— Что она имеет в виду, говоря, что операция была успешной? — спросила Аня. — Значит ли это, что к Дику действительно вернулась память?
— Вряд ли… ведь она ничего не пишет об этом, — сказал Гилберт. — Она употребила слово «успешно» в том смысле, в каком его употребляет хирург. Это значит, что операция была проведена и результаты нормальные. Но еще слишком рано говорить о том, восстановятся ли в конце концов — полностью или частично — умственные способности Дика. Память, вероятно, вернется к нему не сразу. Процесс будет постепенным, если он вообще произойдет… Это все, что она пишет?
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада конца XIX века… Восемнадцатилетняя сельская учительница, «Аня из Авонлеи», становится «Аней с острова Принца Эдуарда», студенткой университета. Увлекательное соперничество в учебе, дружба, веселые развлечения, все раздвигающиеся горизонты и новые интересы — как много в мире всего, чем можно восхищаться и чему радоваться! Университетский опыт учит смотреть на каждое препятствие как на предзнаменование победы и считать юмор самой пикантной приправой на пиру существования. Но девичьим мечтам о тайне любви предстоит испытание реальностью: встреча с «темноглазым идеалом» едва не приводит к тому, что Аня принимает за любовь свое приукрашенное воображением поверхностное увлечение.
За три поколения семьи Дарк и Пенхаллоу переженились между собой, что не уменьшило, однако, их нелады и размолвки. Теперь престарелая эксцентричная глава клана тетя Бекки огласила свое завещание относительно имущества, важную часть которого составляла фамильная реликвия — легендарный кувшин Дарков. Для будущего его владельца она придумала несколько условий, но так и не сообщила, кто же под них подходит, кому именно она завещает кувшин. В ближайшие двенадцать месяцев клан постигли большие семейные перемены: кто-то порвал помолвку, кто-то помирился, кто-то поссорился, кто-то вернулся к своим старым связям — и все это так или иначе было связано с наследием тети Бекки.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Впервые переведенная на русский язык книга известной канадской писательницы Люси Мод Монтгомери (1877–1942), открывающая новую серию романов, повествует о судьбе рыжеволосой героини, которую Марк Твен назвал "самым трогательным и очаровательным ребенком художественной литературы со времен бессмертной Алисы".
По соседству с Блайтами поселилось семейство овдовевшего священника. Отец живет в мире Бога и фантазий, а изобретательные и непоседливые отпрыски предоставлены сами себе. Толком не зная, что можно, а чего нельзя, они постоянно влипают в истории. И все же трудно представить себе более любящую и заботливую семью.
Канада начала XX века… Инглсайд — большой, удобный, уютный, всегда веселый дом — самый замечательный дом в мире, по мнению его хозяйки, счастливой матери шестерых детей. Приятно вспомнить прошлое и на неделю снова стать «Аней из Зеленых Мезонинов», но в сто раз лучше вернуться домой и быть «Аней из Инглсайда». Она стала старше, но она все та же — неотразимая, непредсказуемая, полная внутреннего огня, пленяющая своим легким юмором и нежным смехом. Жизнь — это радость и боль, надежды, страхи и перемены — неизбежные перемены.