Анимист - [16]

Весь дрожа, Алекс еще плотнее завернулся в одеяло; в заложенных легких свистело и хрипело. Медленно тянулись часы. Когда он попытался открыть дверцу, оказалось, что треснувшая дощечка заклинила шарнир; сил вытащить ее самому не было, а голос от кашля пропал, и он не мог позвать на помощь.

Вместе с лихорадкой пришел страх, трезвая оценка болезни. Он слишком болен, слишком слаб, как-то слишком уж болен. Что-то очень неправильно. Вполне возможно, его смерть пригодилась бы Джиене. Он никогда не чувствовал себя настолько одиноким, настолько беспомощным; казалось, злоба давит на него все сильнее по мере того, как угасает свет в узком иллюминаторе и крохотная, провонявшая потом каюта погружается в темноту. Алекс пытался бороться с удушающим страхом смерти при помощи медитации, но вместо этого провалился в туманный бред.

Темнота была полна огней и извивающихся, кружащихся теней, подобно Офиру с подхваченными штормом висами. Однако огни не были бесформенными: мимо проплывали треугольники, симметрично переплетенные ветви с отростками и кристаллические решетки, из которых прорастали многоцветные молнии. Все это окружала туча пылинок, похожая на большую стаю птиц, отдельные пылинки сплетались в изменчивые узоры. Пылинки кружились вокруг него, как птицы; Алексу казалось, что его уносит потоком, но нет ни сил, ни воли даже поднять руку, чтобы отмахнуться от клювов пылинок-птиц. Боли не было – только холод и ужас; он не мог пошевелиться, не мог закричать, только беззвучно выть от мучительного страха, одиночества, отчаяния. Казалось, его обволакивает пятнистая скользящая чернота, пылинки завивались вокруг него в спираль, превращающуюся в огромный черный водоворот, в горловине которого сверкала молния. Он почувствовал, что его уносит туда, и снова закричал – безмолвная мольба, крик о помощи, звенящий в темноте.

Внезапно что-то прорезало черноту, подобно падающей звезде, – одинокий лучик света. Пылинки кипели вокруг этого луча, но не могли коснуться: он двигался слишком быстро. Вдруг Алекс понял, что может двигаться, может ползти – медленно и слабо, каждое движение требовало усилия, словно он бился в складках густой сети. Снова пронесся лучик света, преследуемый пылинками, и Алекс потянулся к нему; тот повернул в полете, приблизился, стал больше. Вспыхнул ослепительный свет, и пылинки темноты отхлынули от света; водоворот словно иссяк. Пылинки, казалось, разлетелись в стороны, что-то отыскивая, а потом рассеялись. Отогнанные от него, они нашли другую цель… но окружающий его теплый свет отогнал видения.

Он купался в окружающем со всех сторон свете. Было ощущение чего-то огромного, теплого, заполняющего все пространство вокруг. Алекс почти чувствовал вокруг себя дыхание, ощущал пульс, один удар которого приходился на десять его. Вместе с теплом пришло ощущение покоя и любви – сильное и чистое. Вокруг словно вздымались белые, сияющие тусклым светом облака.

«Я умер, и это – загробная жизнь, – мелькнула удивленная мысль. – Этот свет… это какой-то бог?»

А потом Алекс закашлялся.

И вдруг проснулся – в душной, вонючей каюте. Он кашлял, но озноба и боли не было: лихорадка прошла. Прямо в маленький иллюминатор било солнце. Он устал, в легких по-прежнему хрипело, но ему явно было лучше – так хорошо уже давно не было. Алекс хотел откинуть одеяло, и рука коснулась мягкого волнистого меха.

!?.

Ощущение чьего-то испуга и легкой досады звенело в уме вдобавок к собственному страху – достаточное предостережение, чтобы не дать ему рефлекторно отшвырнуть меховой комочек. Алекс посмотрел вниз: на белом одеяле лежал крохотный крысенок, серенький, с только что открывшимися мерцающими черными глазками. Малыш понюхал его руку и быстро лизнул ее крохотным язычком.

покой любовь утешение

прозвенело в уме – и привкус соли.

– К-крыса? – прошептал Алекс, отчаянно желая проснуться.

Это невозможно! Его охватило смятение. Крысенок посмотрел на него, потом забрался в руку и прижался к ней.

любовь! Любовь любовь… грусть? любовь

И образ яркой звезды в кружащейся тьме.

– Да… что-то напало на меня – лихорадкой. Я позвал на помощь… Позвал, и ты ответил. Ты спас меня, – произнес Алекс, пристально глядя на зверька, хотя знал, что анимы на самом деле не понимают речи, только эмоции, образы и интонации. – Но… анимулэ так не делают. Они боятся высших духов… а ты – просто крыса! – На миг смятение сменилось изумлением.

счастье

Крысенок прижался к его руке, распространяя волны довольства. Он был еще так мал; Алекс не мог понять, как малыш вообще попал сюда. Держа его на ладони, Алекс огляделся; либо он пролез через щелку в заклиненной дверце, либо, возможно, через какую-то трещину в стене. Вероятно, второе; но даже так… только-только родившийся крысенок ухитрился проползти от самого гнезда… где бы оно ни было, по кораблю, охраняемому вараном и ненавидящими крыс матросами… это заслуживало восхищения. Он погладил мягкую шерстку кончиком пальца и почувствовал, как его захлестывает волна.

счастье любовь довольство

И внезапно Алекс понял, что больше не одинок, и ласково сжал маленькое любящее существо, стараясь не расплакаться от противоречивых чувств.