Ангрон: Раб Нуцерии - [47]
Зажужжали медицинские пилы и сверла: апотекарий и технодесантники принялись вырезать отверстия в коже, плоти и кости Пожирателя Миров. Аккуратные костяные диски, пропитанные кровью, отправлялись в стальные подносы, расставленные вокруг хирургической стойки.
Основная часть новейшего прототипа имплантатов выглядела как пара рифленых металлических стержней, чуть короче ладони легионера. С открытых концов каждый стержень венчал пучок гибких проводов, не толще человеческого волоса. Если не считать проводов, вид Гвоздей Мясника в точности соответствовал их метафорическому названию. Значит, и то, что их будут вгонять молотом, вполне уместно.
Первый удар разнесся звоном металла о металл. Стержень вошел в плоть капитана с тихим шипением. Последующие удары были не такими резкими, как первый. Молоток легонько постукивал через равные промежутки времени, пока целиком не загнал имплантат в мозг Кхарна.
В отверстия, высверленные в несколько рядов вдоль его затылка, вживили соединительные разъемы, куда затем вставили сегментированные серебристые кабели, которые сплелись с проводами, выходящими из Гвоздей. Теперь все устройство походило на гриву металлических косиц, ниспадающую на плечи, почти такую же, как у Ангрона.
Поначалу Кхарн решил, будто шум в ушах производят его парные сердца, что вспомогательный орган среагировал на то, что ему вскрыли череп и перекроили мозг. Но дело было не в них. Ритмичные звуки обгоняли гулкое биение сердец, но все же каким-то неведомым образом происходили из кровеносной системы. Назойливый пульсирующий треск, который с каждым проходящим мгновением становился все пронзительнее.
«Щелк. Щелк. Щелк».
Голова начала клониться набок, лицевые мышцы корчились от непроизвольных судорог. Кхарн стиснул в кулаки закованные в кандалы руки и с лязгом звеньев туго натянул цепи.
«Щелк. Щелк-щелк. Щелк».
Один из апотекариев у ниши слишком пристально глядел на капитана бесстрастной маской белого шлема. Затем он приподнял лицевой щиток и сдвинул брови в смеси беспокойства и любопытства. Он пялился на Кхарна, как на насекомое на приборном стекле, как на пустое место, как…
«…щелк-щелк-щелк-щелк-щелк…»
— Кхарн? — донесся приглушенный голос апотекария, едва слышимый на фоне грохочущей крови и всепоглощающей боли, раскаленными иглами пронзившей мозг.
Капитан не мог оторвать взгляда от вены на виске апотекария, пульсирующей от крови, гонимой его сердцем.
— Кхарн…
«…Щелк…»
— …ты…
«…Щелк…»
— …меня…
«…Щелк…»
— …слышишь?
Нервы Кхарна горели. Кровь сделалась ядом. Он чувствовал, что теряет контроль над собственными конечностями, но не от онемения или слабости. Его мышцы наполняла новая сила, от которой они едва не лопались, а на теле тугими канатами вздулись вены.
Цепи разорвались серией звонких металлических щелчков. Капитан услышал тревожные голоса легионеров, которые опасливо отодвинулись от него. Они звучали столь жалобно, столь отвратительно беспомощно, подстегивая обуявшую его ярость. Кхарн сорвал с шеи ворот и выпрыгнул из ниши прямо в толпу своих братьев. Из горла вырвался завывающий клич, звериный рев, противоестественный даже для постчеловека. В следующий миг капитан…
…разорвал что-то в руках и отбросил в сторону. Кхарн очнулся, как будто после приступа лихорадки, которая лишь ослабла на некоторое время, но до конца не ушла. Ноздри заполнил тяжелый металлический запах, известный капитану как никакой другой. Он судорожно покрутил головой из стороны в сторону, осматривая выпученными глазами то, во что превратился апотекарион.
Живодерня — слишком отстраненное слово, чтобы описать то, что его окружало, слишком мягкое. Мясник работает инструментами, к тому же чисто, сообразно ритму и смыслу своего ремесла. Здесь не было ни ритма, ни смысла, и все это капитан сотворил голыми руками. Повсюду вокруг него в полнейшем беспорядке валялись освежеванные тела, лишенные конечностей и поблескивающие влажными внутренностями. Все стены и палубу густо покрывали кровавые разводы. Даже освещение в зале приобрело багровый оттенок от артериальной крови, забрызгавшей люмен-полосы.
Кхарн не помнил, как творил все это, однако инстинкт подсказывал, что резня вокруг лежит на его совести. Наконец-то он понял, каково это — поддаться слепой ярости, что охватывала Ангрона и побуждала проливать кровь. Впервые в жизни капитан познал, что значит потерять себя в Гвоздях.
Воин у его ног все еще содрогался, тщетно пытаясь вцепиться в него руками, наполовину выдранными из суставов. Кхарн склонился, приложившись лбом к шлему брата, и изо всей силы ударил. В алом зале раз за разом разносился гулкий звон, пока керамит не треснул, а вместе с ним и череп внутри. Только тогда Кхарн отпустил легионера и выдохнул горячий воздух меж лопнувших окровавленных губ. Пальцами он вцепился в лицевой щиток в попытке отодрать его и вкусить покидающую воина жизненную силу.
Под чьей-то могучей поступью захрустело битое стекло. В зале объявилась новая тень, накрывшая Кхарна, склонившегося над мертвым родичем. Он развернулся, готовый разодрать следующего врага угрожающе расставленными окровавленными пястями. Первобытный рык замер в его горле, когда капитан узнал того, кто стоял перед ним.
Основная фаза обучения завершена, но время серьезных дел еще не наступило. Однако, новоиспеченный королевский телохранитель не может сидеть смирно, сложа руки. Если приключения не желают находить его, он находит их сам, тренируя свои умения и навыки, оттачивая мастерство оратора и стратега, учась читать в душах людей. К тому же, то, что вокруг тишина, ничего не значит — вокруг Хуана запутывается клубок интриг, в котором проявляются те, кто станет как его будущими врагами, так и друзьями.
…Объект молчит. И Айнер ушел… Тихо. Почти спокойно. Если бы не грызущие нас мысли, не усталость, проползшая через натянутые нервы, — было бы похоже на обычную подготовку штурмовой операции… Но этот штурм будет последним боем роты — и с победой, и с поражением… Мы потеряем людей, технику… Мы погибнем… и знаем об этом — каждый офицер, каждый боец… Каждый знает… и каждый молчит… Мы должны… Должны перейти предел — подойти к концу, чтобы бросить ему эту войну прямо в разверстую глотку… Иначе он сожрет всех… Иначе жизнь не сохранить никому… Если задачу не исполним мы, — не исполнит уже никто.
Из архивов отдела ***. 25 мая 2017 года.…написано по стенограммам контакта с майором Кровником. Сеанс связи проводил руководитель отдела *** Кузьмин. Проводником к сознанию был агент Пронин. Кровник объяснил, что его заданием было доставить оружие в Москву. Во время выполнения задания, Кровник попал в пещеру сна. Для самого Кровника это его последний сон, он длится несколько секунд в гаснущем сознании – но в самом сне много лет ведёт бой с монстрами, которые пытаются прорваться в пещеру. Спустя полчаса, после выхода на связь, контакт с майором был прерван, связь заблокирована бессмертными.
В мрачной тьме 41-го тысячелетия человечество со всех сторон подвергается нападениям чужаков, еретических культов и подлых слуг Губительных Сил. Лишь одна сила может выступить против этих бесконечных угроз — Космический Десант.В сборник вошли рассказы Грэма Макнилла, Гэва Торпа, Джеймса Сваллоу, Гая Хейли, Криса Райта и многих других. Под одной обложкой собран 31 рассказ о космических десантниках.
Самая первая экспедиция на Марс, в которую набрали специалистов с миру по нитке – в первый марсианский стройбат. Зарывается в землю сразу в трёх точках Марса. Готовит почву для колонизации планеты. Совершенно случай земляне узнают о существовании внутри Марса огромного города – остатки былого величий древней цивилизации марсиан. Никто даже не предполагал, что эту цивилизацию уничтожило таинственное облако Глобула, которое периодически посещает Марс. Проникнув в город и столкнувшись с этим облаком, земляне постепенно узнают историю Марса и начинают борьбу за его будущее.
Кровавый Ангел брат Кравин, тяжело раненый в бою с чудовищным противником, продолжает сражаться, чтобы вернуться к своим собратьям, пока его тело ещё служит ему. Выжимая из себя последние остатки сверхчеловеческих сил, Кравин знает, что он должен вернуть Ордену то, чем владеет — и не может умереть, пока не вернёт наследие.
О деяниях сыновей Императора, как славных, так и постыдных, слагают легенды. Но почти ничего не известно о самом загадочном из них — Альфарии. Ибо никто не сравнится с повелителем Альфа-Легиона в умении запутать собеседника. Его склонность к секретности и природная хитрость привели к тому, что даже обстоятельства встречи Альфария с отцом и братьями доныне оставались загадкой. Но как отличить, где кончается обман и начинается истина, если история рассказана устами змеи?
Задолго до пришествия Империума королевством Ультрамар правил Робаут Жиллиман, последний король-воин Макрагга. Даже узнав о своем истинном происхождении как примарха, сына Императора Человечества, он стремится расширять владения и словом, и силой подчиненного ему единолично XIII легиона — Ультрамаринов. Теперь, столкнувшись с враждебной империей в мире Тоас, Жиллиман должен осторожно выбирать свое оружие — иначе его мечтам о светлом будущем никогда не будет суждено сбыться.
Каждый примарх — уникальное создание, рожденное из генетического материала Императора и воплощающее разные аспекты Его личности. Все они обладают безграничными возможностями, но лишь один имеет право называться Первым. Лев Эль’Джонсон олицетворяет все лучшее, ради чего задумывались примархи, а его легион славится выдержкой, честью и непревзойденным воинским мастерством. Они — верное орудие Владыки Людей, Его непоколебимая карающая длань. Они — Темные Ангелы. В то время как Император собирает своих самых могучих отпрысков для нападения на Улланор-Прайм, повелитель Первого ведет свой легион к дальним рубежам известной Галактики, чтобы усмирить один-единственный мятежный мир.
С момента таинственного появления Сынов Императора на свет и до ожесточенных битв, вспыхнувших после того, как половина легендарных примархов восстала против отца, эти несравненные воины и творцы исторических свершений входили в число самых славных поборников человечества. В данной антологии собраны истории о величайших или мрачнейших поступках восьми из них: от Ангела Сангвиния, в одиночку влачившего бремя самых жестоких деяний своего легиона, и Вулкана, невероятно человечного по меркам своих братьев, до угрюмого Пертурабо, в котором изобретатель и зодчий сочетались с кровожадным полководцем, и Хоруса, затмившего свое ярчайшее сияние тьмой, что разрослась в глубинах его души.