Ангола: неизвестная война - [34]

Эти клички, как правило, на русский язык официально никогда переводились. Однако их происхождение было достаточно любопытно и для человека любознательного многое могло сказать об ангольском руководителе. Например, псевдоним «Педале» происходил от португальского разговорного глагола «педалар» — крутить педали, быстро ездить на велосипеде. Как рассказывал мне старый партизан МПЛА по кличке «Мона» («обезьяна»), прозванный так за фантастическую ловкость и умение бесшумно пробираться через джунгли, будущий министр обороны получил ее за свой энтузиазм, энергичность и способность к многочасовым африканским танцам. Кличка «Гату», в переводе с португальского «кот», была дана будущему командующему ВВС и ПВО его боевыми соратниками за необычную живучесть и способность удачно уходить от португальских патрулей. В 1977 году во время попытки государственного переворота в Луанде «Гату» блестяще подтвердил ее: будучи захваченным заговорщиками, со связанными руками, раненый, он сумел выбраться из подожженного автомобиля и спастись. Некоторые клички ангольских руководителей были прямо связаны с советской действительностью. Национальный герой Анголы команданте «Володя» взял такой псевдоним в честь вождя мирового пролетариата Владимира Ленина, а знаменитый политработник ФАПЛА Дину «Матросс», по слухам преклонялся перед подвигами революционера-большевика матроса Железнякова.

Псевдонимы могли отражать и национальные особенности, физические достоинства или недостатки бывших партизан. Клички давались не только на португальском языке, но и на местных наречиях. Например, начальник отдела пропаганды Национального политуправления ФАПЛА носил кличку «Лелу Кизуа», что в переводе с кимбунду означало «Солнечный день»: широколицый, с блестящим лицом, удивительно дружелюбный негр действительно как бы излучал солнечное тепло на окружающих. А начальник кабинета министерства обороны по внешнеэкономическим связям товарищ «Дибала» был лыс, словно бильярдный шар. Слово «дибала» на языке кимбунду и означало «лысый».

Так вот, многие советники никак не могли привыкнуть, что их подсоветные пользуются кличками, иногда и не совсем благозвучными. Поэтому, многие предпочитали обращаться к ним, используя длинное, в несколько слов и зачастую не совсем понятное окружающим, официальное португальское имя. Многих ангольцев это удивляло и даже раздражало.

На своеобразие цепочки отношений «советник — подсоветный» часто накладывал свой отпечаток и характер ангольцев: многие из них были откровенно ленивы и безынициативны. Однако при этом обладали природной смёткой и просто-таки первобытной хитростью. Такие ангольские командиры нередко буквально «ездили верхом» на своих советниках. Справедливости ради нужно сказать, что таких ленивых и не желавших учиться ангольских офицеров было немного. Но, если советник требовал от них слишком многого, или просто не нравился, те принимали свои меры. Дело в том, что ангольцы очень быстро «просекли», что «советскому товарищу» (генералу, полковнику подполковнику, майору и т. д.) повезло: вместо морозной Сибири или заснеженного Забайкалья он оказался в их жаркой стране и при этом неплохо зарабатывает. А поэтому сделает все возможное, чтобы продлить срок своего пребывания или, по крайней мере, его не сократить. Для укрощения чрезмерно ретивого советника в ход шел даже шантаж: «мол, «камарада асессор», сообщу, что пьешь водку в рабочее время, после обеда на службу не выходишь, продукты получаешь со военной части склада, а кванзы за них не платишь и т. д.». Если шантаж не помогал, в дело шли прямые доносы.

Таких специалистов, «не сумевших найти общий язык с подсоветной стороной» руководство советской военной миссией прорабатывало по служебной и партийной линии. Зачастую, не разобравшись в сути конфликта, их переводили в другой округ, а иногда и досрочно откомандировывали в Союз. Многие боялись этого. Поэтому были и такие, кто шел на поводу у своих визави, откровенно лебезил и даже угодничал перед ангольцами. Другие, отчаявшись, найти общий язык, попросту самоустранялись от работы. Но большинство, несмотря на препоны, честно продолжали выполнять свой долг.

Так, например, советник начальника связи ВВО и ПВО, майора Багорру, занимавший эту должность в начале 80-х годов в Луанде был эдак на четверть века младше своего советника. Майор, не имевший соответствующей подготовки, получил свою должность за то, что когда-то в период национально-освободительной борьбы с португальцами исполнял обязанности личного радиста лидера МПЛА Агоштинью Нету. Учиться он не хотел, а своего советника, пятидесятилетнего полковника, прошедшего Великую Отечественную заставлял делать за себя всю черновую работу: составлять планы и докладные, анализировать работу радиосвязи, выезжать вместо себя в командировки в районы боевых действий. При этом вел себя чрезвычайно высокомерно, по-барски. Заставлял уже немолодого человека подолгу ждать в своей приемной, опаздывал, а то и вовсе не являлся на встречи.

Прекрасно понимая, что без квалифицированной помощи советника ему не обойтись, он все время держал его «на крючке». Свой шантаж он осуществлял предельно просто. На совещаниях периодически жаловался командующему ВВС и ПВО команданте Гату, не слишком лояльно относившемуся к советским военным специалистам, что советник «не всегда дает ему правильные рекомендации по организации связи». Добросовестного полковника чуть инсульт не хватил, кода он первый раз услышал из уст своего буквально заваленного рекомендациями подсоветного подобные обвинения. Потом привык. Ссориться с бывшим личным радистом президента никто не хотел, и нам, переводчикам, приходилось прилично «вспахивать», делая объемные письменные переводы для этого бездельника. А советник, которому оставалось всего полгода командировки, а впереди маячила заслуженная пенсия, стиснув зубы и втихаря матерясь, только философствовал о странностях местных нравов.